этом моменте каждый из нас окунулся в свои тщетные попытки найти землю обетованную или лизнуть золотой половник, что при рождении миновал уста. Его диджейские сеты переросли в серию вечеринок, которые он организовывал. За ним потянулась толпа, он продавал не столько себя, сколько людей, которые шли следом. Войти в долю, чтобы стать совладельцем клуба, было затратным и достаточно рисковым, ибо танцующие и пьющие мигрировали, как цыгане по Балканам. Дальше вставал серьезный вопрос, о котором все организаторы фестивалей и вечеринок стараются забыть, перевалив за возраст, где начинаешь осознавать исполинские масштабы содеянного. Вместе с танцующими мигрировали и дилеры, которые и закатывали пиры, спонсируя продвижение грядущих мероприятий. Нет, не те дилеры, что роют бабушкиным совком ямки в клумбе для закладки, другие.
Друг из Бронкса как мог уворачивался от подобных схем. Нет, это все равно происходило, пока он зажигал толпу. Просто он не имел доли. Но и не имел ответственности. Кальянные с закрытыми вечеринками – очередной компромисс с реальностью. Там тоже это будет, но в меньших объемах, и с чистой совестью он сможет закрыть на это глаза.
Сразу после нашей прогулки Друг из Бронкса отправлялся смотреть студию, которую думал арендовать, чтобы собирать там знакомых артистов и делать крутые миксы. Капля в море, не без молекул яда.
Мы семенили обратно в русла переулков, про себя рассуждая, как совместить реализацию, которую просит ретивое сердце, и деньги, столь нужные, чтобы твой талант не начал хиреть от невостребованности. Ведь востребованность – это тоже результат вложений. Как бы прискорбно это ни звучало.
Ухмылка Луны
А дальше началась моя новая жизнь. Я столько раз обнулялась, что порядком привыкла к смене декораций. Мама часто спала до полудня, встречая рассвет за очередным текстовым файлом, поэтому Фима по утрам скребся ко мне в комнату и поднимал ни свет ни заря. Дальше я сталкивалась с Эмилем на кухне. Он хлопотал, убирая бардак, оставленный мамой. Варил в турке кофе, добавляя туда кардамон, дольку апельсина и еще что-то неведомое. Мы тащили жребий, кому выгуливать собаку. Но никак не могли подружиться.
Я не понимала, как после моего отца, минуя столько ухажеров, полных жизненного опыта и житейских благ, можно было остановиться на хамоватом мальчугане с несоразмерными своему нутру амбициями. Он был младше моей матери ровно настолько же, насколько она – юнее моего отца.
Их столкнула жизнь на дне рождения общего друга в «Метелице», единственном модном в те годы заведении на Новом Арбате. Признаться честно, интеллигенты туда захаживали редко. Место слыло бандитским, куртизаночным, со всех сторон злачным. Но поскольку в те годы слои общества перемешались как ром, лед, лайм, сахар и минеральная вода с газом в стакане, то иногда дни рождения друзей собирали под прокуренным потолком самые разные осколки советской интеллигенции. Там, отбившись в крохотное стадо от громоздких золотых цепей и ярких пиджаков, за краем стола ютились мои родители. Отец тогда готовил новую пьесу немецкого драматурга, а моя мама искала подработку
