нашего брата весной в партизаны уйти. Связался со старшим политруком Полевым и другими окруженцами в Добуже, соседней деревне. Начали собираться тайком у безногой Аниски, читали геббельсовские газеты, обсуждали положение, раза два-три листовки советские находили. Из Вейно Курпоченко – Аксеныч наш – приносил переписанные от руки сводки: кто-то там их по радио из Москвы принимал. Был еще слух про какого-то Богомаза. Слышали, отряд он создал, немцев крепко бил, а потом все затихло – говорят, разбили его. Вот и вся история наша… Как прошел слух про десант ваш, так мы и вошли в лес из Смолицы и Добужи. Ребята у нас хорошие, так рвутся в бой, да и не знаем толком, с чего начать. Пока оружие собираем. Пулемет один нашли. Мы его как-то пробовали в лесу, слыхали небось?
– В силы наши верите? – спросил упрямый Щелкунов, вызывающе скрестив взгляд с испытывающим, закипающим взглядом Самсонова.
– Ваши силы – наши силы, – нашелся Токарев, улыбаясь несколько натянутой улыбкой.
Щелкунов наклонился ко мне и прошипел на ухо:
– И ваша махорка и патроны – наша махорка и патроны. Силен мужик?
Я не ответил, но подумал: «Командиру придется туго не с одним Кухарченко». И пристально посмотрел на Щелкунова, на его нескладное, безбровое лицо, непокорный светлый чуб, на голубые, очень юные, упрямые, правдивые и смелые глаза.
Дождь кончился. Мы накинулись на пахнувшую ольховым дымком гречневую кашу, быстро расправились с ней, похвалив Надю.
– Ну, кто куда, – объявил Кухарченко, согревшись на солнышке, – а я купаться. Уж полторы недели, как мылся в Сандуновской бане. С «Жигулевским»!
Самсонов хотел было возразить, но, видя, что гости тоже не прочь покупаться, смилостивился и дал свое разрешение на массовое купание. Он оставил с собой Сазонова и Бокова, которому, как всегда, было лень выбираться из-под плащ-палатки.
– Форвертс, концессионеры! – балагурил Токарев, цитируя Великого Комбинатора, который, как видно, был его любимым героем. – Вперед за вашим командиром!..
На сверкавшем от недавнего дождя зеленом бережку, поросшем смолянками и кукушкиным цветом, мы скинули с себя оружие и одежду и, оставив вместе с ними на берегу все наши заботы, бросились в студеную воду лесной речушки, забыв на время о близком соседстве врага. Кухарченко снисходительно продемонстрировал новичкам свои геройские шрамы – розовые, они уже начали коричневеть, – а потом, волосатый, похожий на фавна, побежал пугать девчат – они купались поодаль, за ивами. Захмелев от солнца, воды и молодого задора, мы перестали корчить из себя взрослых и стали снова мальчишками. Солнце, брызги («а баттерфляем умеешь?»), мокрые хохочущие рожи… Но лес вдруг задрожал от тяжелого рокота. Огромный «Юнкерс-87» вынырнул из-за деревьев и хищной молнией пронесся над нашими головами. Этот пикирующий бомбардировщик был похож на гигантскую стрекозу. Желтое клепаное брюхо, черные кресты с желтыми обводами на
