вниз по улице тело Гая Корнелия Рета. Слепая голова трибуна моталась из стороны в сторону, подпрыгивала на неровностях дороги, оставляя за собой след из свернувшихся в большие пыльные шарики капель крови. Саксум отвернулся.
– Был трибун, а стал мешок с потрохами, – с удовлетворением прокомментировал увиденное Такфаринас. – К утру и косточек от кандидата в сенаторы не останется – всё шакалы растащат… Нет, всё-таки, как ты его! Меня, признаться, трудно чем-либо удивить, но тут…
Саксум промолчал. У него вдруг сильно заныло раненое плечо. И как будто угадав это, Такфаринас спросил:
– Твой Кепа ещё сказал, что у тебя после ранения плохо работает левая рука, это так?
– Да… – сказал декурион. – Ещё не совсем прошло… Разрабатывать надо.
– Я поначалу хотел назначить тебя на алу, но, раз такое дело, то, пожалуй, оставлю-ка я тебя лучше при штабе. Ты, надеюсь, разбираешься в картах? Помнится, в Гиппо-Регии ты месяца два или даже три работал у тамошнего корникулария.
– Да, – сказал Саксум. – Четыре. Четыре месяца.
– Ну, тем более! Значит, решено!.. Ну что, – рука Такфаринаса легла декуриону на плечо, – сегодня отдыхай, а с завтрашнего дня включайся в работу. Времени осталось мало. Выступаем через восемь дней – на мартовские ноны. Со всеми штабными я тебя познакомлю завтра. Да там и знакомить-то особо не с кем. Там только один толковый работник и есть – Фе́ртор Лэт – бывший помощник корникулария из Ку́икула. Я думаю, ты найдёшь с ним общий язык. Он, в общем, парень неплохой, выпить вот только любит. Я его даже как-то сёк за это…
– Где Кепа? – спросил Саксум, поворачиваясь к собеседнику.
– Что?.. Ах, Кепа, – Такфаринас небрежно махнул рукой вниз, в сторону палаточного лагеря. – Там где-то. Раны, надо полагать, зализывает… Постой, ты куда?!..
Кепа нашёлся на краю лагеря. Он сидел на брошенном в траву плаще – голый по пояс, подставляя спину под тёплые лучи вечернего солнца. Вся грудь, плечи и предплечья его были испещрены узкими и длинными следами свежих ожогов. Раны были обильно смазаны какой-то зеленоватой мазью и от этого смотрелись ещё более зловеще.
– А-а, командир… – криво улыбнулся навстречу Саксуму Кепа. – Видал, как они меня?.. Думал, сдохну. Живого места не оставили… Ты-то как?
– Нормально, – сказал декурион, подходя и опускаясь рядом с Кепой на корточки. – Я – нормально… Сильно болит?
– Болит… – Кепа пошевелил плечами и поморщился. – Ты понимаешь, и главное, не могу взять в толк – чего они от меня хотят?! То про меня спрашивают, то про тебя. То про Тубуск, то про Ламбессу. И вопросы все вроде безобидные… глупые даже. Где, мол, в Ламбессе ты ночевал, а где я? Или, к примеру, – в каком месте шрам на лице у Мания Карзиана? А я в глаза никогда не видел этого Мания! Слышал только в Ламбессе о нём. Я им так и говорю: понятия не имею ни про Мания Карзиана вашего, ни про его шрамы, клянусь!.. А они, сволочи, – раскалённой железякой! Да по живому!
– Ничего… – сказал декурион. –
