style="font-size:15px;"> – Я сам отвел девку к госпоже Коростелевой, – сказал Афанасий, – и передал на словах, что надобно не у себя держать, а поскорее найти ей приют в тихом месте. Сестра барина велела передать – спрячет надежно у добрых людей. У нее у самой-то нельзя – эти злодеи, которых мы с барином ловили, тут же бы девку приметили. Они же у нас на хвосте висели. Я тех, кто нас выслеживал и барина моего заколол, заприметил и узнать могу.
– Это понятно. А Дуняшка может узнать того подлеца, который ее барышню с толку сбивал. Жаль, не расспросил ее о приметах… Фофаня! Садись к столу, писать будешь.
Оказалось, Афанасий не умеет изображать человеческие лица словесно:
– Ну, первый, скажем, был ростом с меня, нос обыкновенный, лицо обыкновенное… одет обыкновенно…
– А ты бы узнал его в толпе? – терпеливо допытывался Андрей.
– Как не признать! Из целого полка признал бы!
– А по каким приметам, коли нос обыкновенный и все прочее – тоже?
– Он смотрит так… Плохо он смотрит…
– Записывай, Фофаня, – велел Андрей озадаченному вору. – И что, был этот обыкновенный господин среди тех, кто тебя в Гостином дворе сыскать пытался?
– Ясно дело, был!
– И кум Анисим его видел?
– Видел!
– Ну, уже кое-что. Пиши, Фофаня, – приметы взять у кума Анисима. Второй сукин сын каков?
– Да каков? Росту обыкновенного…
Стало ясно, чем придется заниматься на следующий день: беседовать с гостинодворскими молодцами.
– Тимошка! Теперь ты. Вспоминай, на кого похож… Есть! Догадался! Дядя Афанасий! На кого из полковых знакомцев первый злодей походил?..
Таким путаным путем определились весьма приблизительные приметы лазутчиков мусью Анонима: детина лет сорока, с лицом приятным, бритый, румяный, одетый в длинный бурый армяк, волосы под шапкой не разглядеть, и детина лет двадцати пяти, чернобровый и смугловатый, ростом на вершок пониже первого, в коротком тулупчике и черной финской шапке горшком. Тимошка добавил, что более молодой горазд бегать, а нос у него вроде кривоват, как будто имел рандеву с почтенным кулаком.
Потом Еремей забрал исписанные листки и предложил решить – как быть с Фофаней. Звучали тут проникновенные восклицания вора, и призывы к милосердию, и воспоминания о присяге. В ответ Фофаня слышал: присяга разом вылетит из воровской головы, когда ей придется иметь дело с Дедкиными приспешниками.
– Так все же просто, – сказал наконец уставший после суетливого дня Афанасий. – Уезжая завтра в город, взять с собой Фофанькино добро, включая штаны с башмаками. Пусть сидит дома в одной рубахе да печку топит, чтоб не околеть. Босиком по снегу недалеко убежит.
– Полезет в сундук с господским добром, – сразу сообразил Еремей.
– А сундук свезти на сохранение к здешнему попу.
