гордую осанку и свесившись подобно коровьей туше на мясном крюке, он спиной вперед отправился обратно к лестнице. Дверь номера медленно затворилась.
«Прекрасное дитя капитализма» – промелькнуло в моей голове. Решив не нарушать традиций при заселении в номер, я отправился к своему чемодану и принялся доставать из него пожитки, вечно сопровождающие меня в нескончаемых поездках, из которых и состояла вся моя жизнь в последние годы. Внутри имущественного каземата с ручкой меня ожидал классический неаккуратно сваленный набор необходимых мне вещей: кипы бумаг, перевязанных атласной лентой, несколько брюк, белых футболок, серых пиджаков и блейзеров, а также гигиенические принадлежности.
Расчищая утрамбованные завалы, я скидывал свой хлам на пол, и спустя пару минут возле меня образовалась горка барахла, с которой было бы не стыдно пойти торговать на ближайший базар, затмив своей выручкой давних старожил гермесовского дела.
На дне чемодана осталось три свертка в упаковочной бумаге. Я с бережностью вынул их и положил на простыни постели. Два свертка были небольшими, третий же выдавал своей угловатостью скрытую за бумагой габаритную коробку. Прижав обеими руками к груди немногочисленные ценные для меня вещи, я отправился к письменному столу. Сев за него, я занялся распаковкой, варварски разрывая приятно шуршащую бумагу в клочья.
Передо мной предстала бархатная черная коробка, через закрытую крышку которой тут же прорвался запах чернил, за доли секунд наполнивший пространство комнаты приятным ароматом. Я снял с нее крышку. Моим глазам показался во всем своем великолепии первый изумруд моей коллекции – пишущая машинка Underwood No. 5, чьи литеры уже давно были стерты до неузнаваемого вида благодаря давней и плодотворной работе, которой мы предавались годами до этого. Пробежав пальцами по клавишам, словно пианист, настраивающий невидимую, но крепчайшую связь с инструментом, я оставил в покое моего давнего соратника, занявшись открытием следующего узника бумаги. За ней скрывался металлический брусок с ремешком, поверх которого находилась четырехугольная выпуклая вставка. С левой стороны бруска был держатель с закрепленным на нем бордовым маркером. Я потянул за четырехугольник, и на свет показался объектив. Это был Polaroid SX-70, купленный мной на базаре в балтийский странах, где я находился по корреспондентскому заданию. Его предыдущий владелец, решившийся расстаться с фотоаппаратом, не был многословен, но хорошо врезался мне в память благодаря своему спутнику – черной кошке, что дремала на его плече, не обращая внимания на базарный гул вокруг. В те времена я любил заводить диалоги с незнакомцами, питаясь их энергетикой и стараясь подчерпнуть для себя новые взгляды на мир, но большинство моих вопросов мужчина проигнорировал, лишь вскользь упомянув, что он распродает свое ненужное имущество с целью накопления суммы, что позволит ему вернуться на родину, располагающуюся в одной из африканских стран.
Раскрыв
