покоя. И вряд ли дело в огне джаната.
Готов поклясться: ночью мы были не одни. Кто-то наблюдал за нами. Кто-то находился рядом.
Проснулся я от странного шороха. Или от сбежавшей с горы горстки камней. Подумал: рядом заблудшее любопытное животное, которое неплохо бы поймать про запас, да только откуда взять желание, когда ты мгновенье назад еще крепко спал?
Я вслушивался в ночную тьму, одним глазом уставившись в шатер звездного неба (не знаю, что такое шатер, но кое-где небо так называли), а другой держа закрытым. Я оставался бездвижен, даже головой не вертел. Моим зрением стал слух. Я пытался оценить, где враг и враг ли он вообще. В конце концов, понять, не померещилось ли мне все это.
«Если это дикое животное, – рассуждал я, – наверняка, до меня доносилось бы учащенное дыхание. Да и не стал бы зверь чего-то там выжидать. Так, повел ухом, и принялся дальше обнюхивать нас и припасы».
Чужой? Да, всякое бывает. Значит, нас либо обкрадут, либо убьют еще до того, как мы успеем что-либо понять. При худшем раскладе – съедят. Но я, привычный слушать внутренний голос, не ощущал страха или даже волнения. Я просто лежал и ждал, что будет дальше. К тому же, если бы кто-то хотел нас убить, уже давно сделал бы это.
Судя по всему, отец мирно спал, хотя он первый должен был проснуться с его-то чуткостью. А может, он, как и я сейчас, смотрел в звездное небо и пытался понять, почуять происходящее.
На каждый мой вопрос всего один ответ: ночная песнь ветра да давящая тишина звезд.
Показалось. Я решил именно так. Закрыл глаза. Расслабился. Мочевой пузырь намекнул, что неплохо бы избавиться от лишнего. Дотерплю до утра. Не впервой. К тому же не хотелось выпускать тепло из мешка, чтобы после не пришлось глазеть в небо в ожидании сна.
Сон настиг меня быстро. Быстрее, чем я успел бы досчитать до ста.
«Дикари», – донеслось со стороны. Возможно, со стороны сна.
Отец, как всегда, проснулся первым. Успел побродить по окрестностям, поймать странного зверька с лапами, едва уступавшими в размерах телу.
– Заяц? – спросил я, потирая глаза. Запах жаренного мяса смог бы поднять меня даже из могилы.
– Нет, – в любимой отчужденной манере ответил отец. С утра он был особенно немногословен. Иногда и вовсе игнорировал вопросы, кивал или мотал головой в ответ.
– Есть что-нибудь? – я указал на флягу, стоявшую рядом с ботинком отца.
Он перевернул зверька на костре другим боком и только после протянул флягу.
Полная. И, судя по всему, где-то есть еще вода. Я сделал глоток и зажмурился: ледяная, аж мозг свело.
– Из речки?
Отец молчал. Вертел своего зверя, не сводил с него глаз, как будто в мире больше ничего не существовало.
Я не стал дожидаться, пока на меня сойдет его благодать в виде короткого «да» или «нет». Нацепил одежду. Обмотал подушечки под пальцами ног чистой тряпкой, как раз там, где старые мозоли обрели новую жизнь. Оценил приготовление зверька
