видами, – Ланской и в самом деле не сердился на учительницу. Понимал, что забот у неё не меньше, чем у него. Цена забот, правда, другая.
Мадам Харитонова стала осведомительницей по зову сердца. Это случается, и случается чаще, чем можно представить, читая передовых русских писателей. Просто если буйна головушка захочет пойти к анархистам-разрушителям, так мастей у анархистов много, и во всякую вход открыт, ломать не строить, лети, мотылёк, на манящий огонёк. А в хранители запросто не попадёшь, с улицы путь заказан. Не числом превозмочь стремимся, нам жертвенных голов не нужно. Но, бывает, попадёт в огонёк мотылёк, но полностью не сгорит, испугается и начинает кричать «спасите!» да «помогите!». Да и как не кричать, когда его, опалённого, раздавить хотят за ненадобностью свои же братья-анархисты, мол, дело лишь тогда свято, когда под ним струится кровь. Тут этого мотылька и подобрать нужно, и простить, и пожалеть, и спасти. А уж он, мотылёк, отблагодарит.
Мадам Харитонова тем временем отдышалась, непослушные волосы отправила под шляпку, и повернулась к штабс-ротмистру спокойно и даже слегка величественно, как и полагается учительнице народной школы.
– Да, я поговорила с ребятами. Прямо сейчас. Они глазастые и смышлёные, и если чего-то не заметили, то почти наверное и замечать нечего.
– И?
– Никаких новых собак, тем более, больших, в Рамони не замечали. Скорее, наоборот.
– Что значит – наоборот?
– Пропал Уголёк, пёсик. Со двора Париновых, что живут на Речной.
– Большой пёсик?
– Нет, не очень. Со спаниеля. Только не спаниель, а дворняжка. Дети его любили, он забавный, весёлый. Бегал днём по улице, а к вечеру возвращался во двор. Сторожить. Ночью преображался, лаял на прохожих, а от такой собаки большего и не ждут.
– И он пропал?
– Да. Вчера утром Уголька уже не было. Дети его всей улицей искали. Три дюжины зорких глаз, в любую щель заглянут. Но не нашли.
Ланской аккуратно записывал слова Настасьи Львовны в книжечку, изредка уточняя детали. Вряд ли пропавшая дворняжка имеет отношение к визиту Императорской Фамилии (даже в мыслях он не забывал о заглавных буквах), но всё-таки совпадение. Очередное. Да и мадам Харитоновой приятно, что её слова оставили след на бумаге, что умный и проницательный человек придаёт вроде бы пустяку внимание. А в том, что он, штабс-капитан Ланской, умён и проницателен, мадам Харитонова уже имела случай убедиться. Собственно, именно поэтому она учительствует в школе, находящейся под покровительством её светлости Евгении Максимилиановны Романовской, герцогини Лейхтербергской, в замужестве принцессы Ольденбургской. Не в титулах дело, а в отношении, учительница в Рамони не то, чтобы аристократка, но лицо приближенное. Вот и с ним встречается не тайно, а при свете дня, пусть и не на людном месте. Не боится укоров, мол, как же можно учительнице встречаться с жандармским штабс-ротмистром, не важно, по личным делам или по служебным. Напротив, эта встреча, да ещё под сенью
