гроши, штрафовали за каждую потерянную мелочь, а те скудные пенни, что оставались все-таки в их карманах, обычно проигрывались в кости. Это были прожженные жулики и мерзавцы, жестокие, как псы, и грубые, как свиньи, но у них было два качества.
Гордость.
И бесценная способность вести залповый огонь. Они стреляли быстрее любой другой армии в мире. На тех, кто стоял перед красномундирниками, обрушивался свинцовый град. Оказаться у них на пути означало смерть, и семь французских полков, стоявшие сейчас перед ними, переступили порог смерти – свинцовый град косил их, рвал в клочья, сметал с лица земли. Один против семерых, но французы так и не успели перестроиться и теперь сбивались в плотную колонну, ища спасения за спиной друг друга, и пули безжалостно терзали эту массу, а боевой порядок эссексцев увеличивался за счет подходивших британских и португальских полков. Когда же с севера подошли коннахтские рейнджеры, французы оказались между двумя противниками, каждый из которых хотел и умел убивать. Этих людей не просто учили обращению с мушкетом – им вдалбливали этот навык ежедневной многочасовой практикой, так что они делали с ним все, что угодно, и в любом состоянии, пьяными или с завязанными глазами. Их называли мясниками в красных мундирах, и они хорошо знали свое ремесло.
– Вы что-нибудь видите, Ричард? – прокричал Лоуфорд, пытаясь рассмотреть хоть что-то за пеленой дыма.
– Они не устоят, сэр.
Порыв ветра на мгновение приоткрыл завесу, и Шарп успел оценить обстановку.
– Ударим в штыки?
– Рано.
Шарп видел, что французы несут тяжелые потери. Только его полк посылал в сторону неприятеля около полутора тысяч пуль в минуту, а ведь теперь с флангов по врагу били еще четыре или пять полков. Дым сгущался, окружая французов, которые упрямо оставались на вершине. Не в первый уже раз Шарп подивился той стойкости, с которой колонна противника переносит смертоносный огонь. Она, казалось, содрогалась от ударов, но не отступала, а лишь съеживалась по мере того, как внешние ряды умирали и падали на землю под хлесткими залпами британцев и португальцев.
Стук копыт за спиной на секунду отвлек Шарпа от сражения. Странный всадник, крупный мужчина в потрепанной черной шинели, с огрызком сигары в пожелтевших зубах и с грязным ночным колпаком с кисточкой на голове, появился в тылу полка. Единственным свидетельством высокого ранга этого чудака была следовавшая за ним свита из полудюжины адъютантов. Бросив взгляд на погибающих французов и понаблюдав за красномундирниками, он вынул окурок, брезгливо посмотрел на него и смачно сплюнул.
– У вас в полку, должно быть, есть валлийцы, Лоуфорд.
Полковник удивленно обернулся и торопливо козырнул:
– Сэр!
– Так что, есть валлийцы?
– Уверен, что есть, сэр.
– Хороши, черт бы их подрал! – Всадник кивнул. Это был сэр Томас Пиктон, генерал,
