назовут сто раз меня бедовой,
Уж если ты та самая беда.
Я мчусь к тебе, как чужды мне юга!
Пусть на югах жить непременно проще.
Не заманить меня плодовой рощей –
По сердцу больше сосны и снега.
И южная мне нега не нужна.
Твоё в душе лишь тихое убранство.
Вот так необъяснима и нежна
Любовь моя к суровому пространству.
Пусть холоден и скуп мне твой привет.
Не ласково качаешь ты берёзы.
По сердцу мне и колкость и морозы,
Когда в тебе все двадцать с лишним лет
Стоит за лесом, где дремает зверь,
Домишка жёлтый с черепичной крышей.
Там ставят чай на травах еле слышно
И руки нежно отворяют дверь.
Где счастье мне искать, в каком году?
Где счастье мне искать, в каком году?
(Попасть в любое время крайне просто.)
В Твери в восьмидесятых ли найду?
В московских непрошедших девяностых?
В Дубне, где с газом старые дома
И всё шестидесятые не вымрут?
У Волги, вековая где кайма,
Или в сороковые, в диких Кимрах?
А можно дальше двинуться назад,
Нехоженый где край в болотах, в ряске,
Запутался где в древности посад:
Пятнадцатый спит век в Волоколамске.
Чтобы в эпохи эти аккурат
Нырнуть, где с прошлым дальним перемычка,
Не нужен и особый аппарат,
А подойдёт простая электричка.
От центра километров едешь пять,
Мелькает ветхо прошлое – калека.
Любое время можно отыскать,
Но двадцать первого не встретишь века.
Душа бежит лазутчиком
Душа бежит лазутчиком,
Эх, по лесам по воронёным.
Ей не нужны попутчики
И боевые компаньоны.
Не нужно проповедников,
Она сама, что свято, знает.
Не нужно собеседников,
Ей речь доступна неземная.
Не требует подсказчиков,
Да по маршруту коренному
Не надо ей указчиков,
Чтобы теперь парить к родному.
К родному месту – городу,
Среди соснового соседства,
К родному ветру-холоду,
Чтоб в нём под вьюгами согреться.
Походи по задворкам
Походи по задворкам,
По лихим пустырям.
Там, где молятся коркам
И закрытым дверям.
Там, где рыщут собаки,
Чёрный воющий сброд.
И при дне и во мраке
Всё
