больно. Неуклюже вышло.
– Ничего, маленькая. Всё нормально. В каждом из нас прячется зверь; его надо просто выманить и приручить. Покормить с ладошки.
– А если не выйдет? Вдруг я задену что-то настолько больное, что ты бросишь меня?
В глазах – страх. Я осторожно целую в самый уголочек губ.
– Не бойся. Надо пробовать. Лучше сделать глупость и исправить, чем тупо ждать.
Одна звезда не выдерживает: срывается и летит вниз, таща мгновенно сгорающий хвост.
Как ракета из семиствольного.
За шесть лет до
Ракета из семиствольного тащила мгновенно сгорающий хвост; потом лопнула, рассыпалась чёрными точками минидронов.
Я успел увидеть этот рой и остановить колонну. Вот поэтому я всегда на броне: глазами можно увидеть то, что не засечёт радар, сбитый помехами с панталыку. Злые стрекозы с кумулятивными зарядами в брюхе зря роились над разбитой дорогой; кюветы её были завалены обгоревшими остовами тех, чей командир прятался внутри, а не торчал снаружи на радость чужим снайперам.
Я разогнал транспортёры по чахлым кустам, велел накрыть маскировочными сетями, а сам пошёл пешком.
Полтора километра пышущего белым огнём камня, в густом смраде гари и ржавчины.
Майор увидела меня, махнула протезом:
– Явился, стручок обвисший. Как Санта Клаус в мае, здрасте. Вы опоздали на полчаса, надпоручик.
– Мэм, я оставил колонну за холмом. Обстрел.
Она прищурилась:
– Посмотрите на него! Переносчик пениса обосрался. Обстрел, да. Здесь война, мальчик, а на войне стреляют.
– Госпожа майор, моя задача – привести транспортники, а не сжечь их. Проще тогда было облить их горючкой и спалить ещё на базе, зачем переться сто километров по адской жаре?
Комбат хмыкнула, готовясь съязвить, но тут капрал-наблюдатель крикнул:
– Вижу мула! С грузом.
Шестиногий механизм бежал, оскальзываясь на раскалённых камнях, резко меняя направление; вахи лупили по нему из сотни стволов и попадали; рикошеты выбивали бледные искры, едва заметные в мареве полдня.
Мул споткнулся, валясь в незаметную отсюда ложбину; майор вскрикнула и прикусила обветренную губу.
Шестиногий вылез, когда уже казалось – всё. Только он был теперь четырёхногим: две левых конечности отстрелили, и механизм едва ковылял, кренясь на покалеченный бок.
– Что он везёт? Какие-то лохмотья.
Я ляпнул и через секунду понял, что за груз несёт робот. Комбат сверкнула на меня чёрными от гнева глазами.
Мул перевалился через бруствер. Он притащил раненого.
Вернее, то, что осталось. Свисала изорванная пулями рука; все пальцы, кроме среднего, отстрелены. Рука качалась над пыльной землёй, и казалось, что мертвец показывает Харону «фак».
– Зачем его отправили? – спросил я. – Всё простреливается. Как вошь на голой жопе. Изначально глупость.
Комбат развернулась ко мне. Вцепилась в разгрузку
