держала в руках, окинула меня едва ли спокойным взглядом. Думаю, будь она не такая уставшая после работы, уличила бы меня в порче одежды. Но она только спросила, кивнув головой на лицо:
– Кто это тебя так?
Я подошёл к зеркалу, висевшему над тумбочкой с обувью, и взглянул на своё отражение. Под одним глазом красовалась большая фиолетовая гематома, на лбу было три параллельных царапины, словно по нему провели вилкой, одна щека распухла, будто меня укусила пчела, на другой запеклась не то моя, не то моих противников кровь.
– Да так, – вздохнул я, переведя взгляд на маму, – стервятники одни. Но поверь, им досталось не меньше.
Я говорил тоном, призывающим мать гордиться мной. Но она лишь покачала головой и пригласила меня ужинать.
– Сейчас, переоденусь, – ответил я. – Больше не могу оставаться в этих грязных липких вещах.
Кроме того, мне было тяжело находиться наедине с мамой, смотреть ей в глаза как ни в чём не бывало. Но об этом, разумеется, я не сказал вслух. Забыв включить свет в комнате, я начал крайне медленно, дабы оттянуть время разговора, который для меня был сродни пытке, переодеваться в полной темноте. Но вскоре мама вошла в комнату и спросила чуть ли не с раздражением:
– Тамаш, почему ты так долго? Остынет ведь всё.
– Мам, извини, – вздохнул я и опустился на кровать, – что-то аппетита нет.
– Как странно, – пробормотала она и села рядом. – Обычно вечером ты и вола готов съесть. Учти, если так дальше пойдёт, ты превратишься в скелета. Только подумать, здоровый крепкий парень не ест почти целый день, хотя тратит много энергии.
– Мам, всего один день, – покачал я головой.
Немного помолчав, мама спросила:
– Как успехи в школе? Ирина Викторовна всё ещё недовольна тобой?
– Мягко сказано, – хмыкнул я. – Эта старая ведьма грозится оставить меня на второй год.
Я и подумать не мог, что эта новость огорчит мать, ибо, насколько мне было известно, она давно смирилась с моим халатным отношением к учёбе, поэтому когда она схватилась за сердце и ойкнула, я страшно испугался и пожалел о своём признании.
– Как же так? – воскликнула она. – Тамаш, неужели, ты настолько безнадёжный ученик?
Я поспешил пресечь причитания матери и успокоить её:
– Нет-нет, мам. Я неправильно выразился. Она просто пошутила. Она сегодня каждому второму ученику так сказала.
– Не обманывай, Тамаш, – ответила она. – Я знаю, что ты плохо учишься.
Позабыв о своей заботе о матери, я вспыхнул и, подхватившись с кровати, сказал ей с упрёком:
– Можно подумать, ты не обманывала меня все эти годы. Я тоже знаю правду.
– Сынок, о чём ты? – лицо матери выражало недоумение и она по-прежнему не отнимала руку от груди. – Какую правду?
– Такую, что ты мне неродная, –
