лишь смесь любви и ярости, затуманившая его рассудок, и вот он уже сидел верхом на распростертом навзничь Диксоне, сжимая в руке одну «буби», готовый обрушить ее лезвие тому на голову.
Двое подручных, которых привел с собой Диксон, застыли на месте, беспомощно глядя на своего хозяина.
– У нас дома нет того, что вы ищете, – учащенно дыша, сказал Уильям. – А теперь уходите отсюда.
Уильям с отцом осмотрели разгром, который оставили после себя Диксон и его прихвостни.
– Спасибо, – сказал отец.
– Полагаю, сегодня призраки насладились отличным зрелищем, – ответил Уильям.
– Не сомневаюсь в том, что дедушка гордится тобой, – сказал отец. После чего, впервые на памяти Уильяма, добавил: – Цзючжун, я горжусь тобой!
Уильям не знал, что испытывает – любовь или ярость. Два иероглифа на перевернутой «буби» на полу у него перед глазами задрожали, затягиваясь влажной пеленой.
ИСТ-НОРБЕРИ, ШТАТ КОННЕКТИКУТ, 1989 ГОД
– Спасибо, что пригласила к себе домой, – сказал Фред. – Я замечательно провел время. – Он говорил натянуто, стараясь держаться подальше от Кэрри.
Воды пролива Лонг-Айленд ласково набегали на берег у их ног.
– Ты очень милый, – сказала Кэрри, беря Фреда за руку. Она подалась к нему, порыв ветра поднял ее волосы, бросая их ему в лицо, и цветочный аромат шампуня смешался с запахом моря, подобно обещанию, приправленному тоской. У Фреда гулко заколотилось сердце. Он ощутил в груди нежность, испугавшую его.
На противоположном берегу бухты виднелись яркие красные огни Эдли-Мэнсона, на этой неделе игравшего роль дома с привидениями. Фред мысленно представил себе радостные крики детворы, с восторгом слушающей страшные небылицы, которые им рассказывали взрослые.
– Не бери в голову то, что говорит мой отец, – продолжала Кэрри.
Фред застыл.
– Ты злишься, – сказала она.
– Что тебе об этом известно? – спросил Фред. «Она – принцесса. Она здесь своя».
– Невозможно управлять чужими мыслями, – сказала Кэрри. – Но человек всегда может решить сам, где его место.
Фред промолчал, пытаясь разобраться в переполняющей его ярости.
– Я – не мой отец, – продолжала Кэрри. – И ты – не твои родители. Семья – это история, рассказанная тебе; однако значение имеет та история, которую ты рассказываешь себе сам.
Внезапно Фред поймал себя на том, что именно это нравится ему в Америке больше всего: абсолютная убежденность в том, что семья не важна, что прошлое – это лишь история. Даже история, начавшаяся со лжи, с выдумки, может стать правдивой, может обрести жизнь.
Фред сунул руку в карман брюк и достал свой подарок.
– Что это такое? – спросила Кэрри, неуверенно беря бронзовую лопатку.
– Это старинная монета в форме лопатки, – сказал Фред, – которая
