горьковатым. Лифт остановился, а они стояли, обнявшись и закрыв глаза.
– Что ж мы стоим? – спросила наконец Лена. И они вышли. – Смотри, дверь! Даже дверь оставил!
– Это я, моя работа, – сказал он. – Это я был в состоянии наивысшего инобытия.
– Ох, там же льется вода! – спохватилась она. И побежала в ванную закрывать кран.
Когда сели за стол пить чай и выпили уже по чашке, Федор Иванович сказал ей:
– Мы будем каждый год отмечать с тобой день свадьбы. Надо будет всегда считать именно этот день. Двадцать девятое апреля. День, когда мы покончили наконец со всеми тайнами.
– Со всеми? – Она чисто, ясно посмотрела на него через очки. У нее даже очки умели говорить.
– У меня еще осталась одна.
– Женщина в ней не участвует?
– Только один-единственный человек, мужчина. Тайна вроде твоей. Почти копия.
– Надеюсь, этот мужчина не Касьян Демьяныч?
– Леночка, не бойся. Нет.
– Тогда оставь тайну при себе. Не хочу вникать. Ради прочности гнезда. У меня уже действует инстинкт воробьихи. Вот ты вник – думаешь, лучше сделал? Груз новый взял на себя. Как было хорошо, когда не было… И мне было лучше. Что ж, хочешь нести – неси. Только нам обоим тяжелее будет от этого. Оттого, что он у нас с тобой стал общий…
– Почему? Не понимаю…
– Не понимаешь? – Она придвинулась, налегла ему на плечо, стала тяжело смотреть сквозь очки, как будто прощаясь. Вздохнула. – Сейчас поймешь. Ты слышал, что сказал Натан Михайлович? Увеличилась основа для опасений. Пока ты не появился у нас, ты был вне подозрений. У нас же все что-то предчувствуют. И каждый смотрит на соседа с опаской. А настоящий опасный действительно осетрину, может, ест где-нибудь. А Хейфец наш каждого подозревает. Тебя, конечно, в первую очередь.
– Теперь и тебя будут…
– Естественно. – Она улыбнулась. – Скажи, ты ради своей тайны заявил, что твердо стоишь на позициях?
– Только ради нее.
– Получилось натурально. Ты умеешь. Так натурально, с силой, что я даже испугалась.
– Леночка! Там же торчал этот… Соглядатай академика Рядно!
– Ты о ком?
– Да о Краснове же! С Тумановой ты дружишь? Это же тот, о ком она говорит «мой подлец». Или «сволочь порядочная». Он же все время в ректорате около Варичева да около Касьяна отирается!
– Ты вроде наших, заразился. Краснова я не идеализирую. Но ничего такого за ним мы пока не замечали. Он уже полгода у нас… Мы его проверяли, проверяли…
– Полгода! Да вы у Касьяна в кармане все! Я правильно заявил о своей твердости. Еще слабовато, надо было четче. Он уже наверняка доложил Касьяну о моем появлении у вас.
– Ты не прав. Что он, как ты говоришь, отирается, так это, знаешь, был такой святой Себастьян. Он тоже отирался. В стане язычников.
– Это
