хмыкнула она ядовито. Ира не любила Рыкованова и разговоры о нём.
– И на оленях тоже. Знаешь, где Харп? Это Полярный Урал. У нас там хромовые рудники, а рядом – самая строгая тюрьма России, «Полярная сова». Полгода туда вообще не проехать.
Я снова похлопал по кровати. Ира приблизилась, растрепала мои волосы, но от объятий увернулась:
– Пить ужасно хочу.
Когда я зашёл на кухню, она шарила по шкафчикам, так и не сменив светлую блузку и розовые брюки на домашнюю одежду. На неё это не похоже: к вещам Ира относилась бережно.
Она всыпала в стакан пакетик какой-то муры и зажмурилась:
– Кайф. Вкус детства. Только сладко очень.
Я посмотрел на неё с недоумением. Она не успела прийти, но уже торопилась. Я достал из холодильника бутылку вина, но она замахала руками, звеня браслетиком.
– Нет-нет. Мне ещё ехать.
– Куда тебе ехать? Седьмой час.
– Мы же завтра улетаем. Надо выспаться, привести себя в порядок. Я только за вещами заехала.
Я сел, перекатывая холодную бутылку в ладонях. На ней зрели спелые капли конденсата. Меня охватило упрямство: я открыл вино, налил в первый попавшийся стакан и кивнул ей, но она лишь замотала головой.
– Зачем тебе это обучение? – спросил я. – Чего ты ещё в своём банке не знаешь?
– Я не хочу всю жизнь провести в кредитном отделе.
В августе Ире исполнится тридцать, и это пугает её. Она движется на лодке к водопаду, убеждённая, что если всё сделать заранее и правильно, если провести время плодотворно, если надеть спасжилет из бесконечных тренингов, в час тридцатилетия она будет спасена. Она хочет войти в четвёртый десяток правильно, словно после этого можно будет успокоиться и спокойно ждать следующего юбилея.
Наверное, она просто благоразумна. Свою красоту она расценивает как капитал, подверженный инфляции, и стремится инвестировать его. На моё сорокалетие она убеждённо заявляла, что жизнь только начинается, но когда я напоминаю об этом, говорит: у мужчин всё по-другому.
Она сидела на краю стула, прямая и строгая: наверное, так она и сидит в своём банке, привораживая клиентов и сотрудников. Мой взгляд начал увязать в её красоте. Я позвал:
– Иди сюда.
Я протянул руку и коснулся её браслета, но она неловко отдёрнулась и пролила немного розовой жидкости на стол.
– Блин! Кирилл!
– Что?
Я всмотрелся в неё, внезапно трезвея. Она сидела, сжимая бокал и тыча в розовое пятно на столе скомканной салфеткой, но мысли её были далеко. Она не хотела встречаться со мной взглядом, поэтому я спросил прямо:
– Значит, и Харитонов едет?
Люди, которые не умеют врать, убеждены, что умеют. Им кажется, что, если они замрут, не расслышат, посмотрят пристально и оскорблённо, подозрения рассеются. Ира фыркнула, всё также глядя в стол:
– Он же руководитель.
– Да знаю я про вас, –
