как, подумала Иоганна. Не могла же она пасти коз, как её мать, на Гетрайдегассе, а в церкви Святого Блазиуса, где Эдеры каждое воскресенье посещали мессу, больше не было подходящих мужчин. Все трое потенциальных женихов разъехались: один перебрался в Вену, другой стал священником, а третий – школьным учителем. Не считая церкви, она никуда больше не ходила. У неё не было возможности с кем-нибудь познакомиться.
Несколько лет назад она состояла в клубе молодых альпинистов «Натурфройнде», который спонсировал походы на Моншсберг и Унтерсберг, через Зальцкаммергут. Однажды даже была лыжная прогулка. Иоганна вспомнила, как провела ночь в грубой горной хижине, крошечные окна которой были завалены снежными сугробами; она жарила на костре сосиски и не ложилась спать допоздна, болтая и смеясь с другими девушками. Там был мальчик – нет, мужчина, на несколько лет старше неё, – который улыбнулся ей, когда она пристёгивала лыжи. После того как она накаталась с холма, он подъехал к ней и предложил понести их. Смутившись, она отказалась, и он больше не предлагал. И всё же при этом воспоминании сердце Иоганны начинало биться чуть быстрее.
Но «Натурфройнде», как и другие австрийские клубы и общества, была распущена два года назад в связи с созданием Штандештаата, однопартийной системы федерального государства Австрии. Отец, рассуждавший трезво, утверждал, что это было необходимо, чтобы Австрия могла оставаться сильной и противостоять нацистской агрессии, но Иоганна скучала по своим прогулкам в горах и надежде на что-то большее.
– Мне нужно не только это, – убеждала она мать. несмотря на непроницаемое выражение лица Хедвиг. – Мне нужна…жизнь, мама! Я не собираюсь всю её провести в твоей кухне.
Мать отпрянула, ее обветренное лицо сморщилось от боли, прежде чем она встала и быстро собрала посуду, хотя Иоганна еще не допила свой кофе.
– Не думала, что для тебя это такая пытка. – Её голос был хриплым от обиды. Чашки и блюдца зазвенели, когда она поставила их в мойку не так бережно, как обычно обращалась со своим драгоценным фарфором.
– Это не пытка. – Иоганна из последних сил старалась побороть в себе отчаяние и гнев. – Но однажды я захочу свой дом, свою кухню. – Свою жизнь, подумала она. – И если у меня будут какие-то навыки… – Она решила сменить тактику. – В любом случае, ты же понимаешь, женщины должны будут работать, если начнётся война.
– Война! – Хедвиг резко обернулась, её глаза метали молнии. – Иоганна, не будет никакой войны!
В отличие от матери Иоганна читала газеты: и «Зальцбургер Фольксблатт», и венскую «Винер Нойесте Нахрихтен». Она знала о том, что очень многие из австрийцев хотели бы, чтобы их страна стала частью Германии, великой Германии; она знала, что в марте Германия беспрепятственно вошла в Рейнскую область, чтобы претворить в жизнь это желание. Гитлер беззастенчиво перевооружался, хотя многие предпочитали делать вид, будто этого не замечают. Банды мальчишек в коричневых рубашках, бродившие по Зальцбургу, стали больше и злее, взгляды этих мальчишек –
