align="center">«Нет, тебе не к лицу…»
Нет, тебе не к лицу
оттенки столичной помады –
лучше губы окрась
свежей густо-багряной кровью
из мизинца, что мною прокушен!..
Ёсано Акико
Из книг «Спутанные волосы», «Маленький веер», «Отрава»
«Разве румянец…»
Разве румянец
сумеет сказать обо всем –
о буйстве крови,
о неистовом токе жизни,
из весенних грез сотворенной!..
«От любви обезумев…»
От любви обезумев,
на огненных крыльях помчусь
и сама не замечу,
как растает за облаками
расстоянье в сто тридцать ри…
«Рассвет не наступит…»
Рассвет не наступит!
Приникнув к плечу твоему,
на смятой постели
я слушаю в дреме ночной
сладчайшую сказку любви…
«Ты не знаешь, любимый…»
Ты не знаешь, любимый,
чем увлажняют уста,
опаленные страстью?
Ведь еще не высохла кровь
из прокушенного мизинца!
«Эту долгую ночь…»
Эту долгую ночь
провожу я в обители грез.
Пламя в жилах струится.
Да хранят всесильные боги
одержимых хмелем весенним!
«После ночи любви…»
После ночи любви
я у зеркала грим подправлю…
Ах, не время еще,
соловей из горной лощины, –
не буди любимого, слышишь?
«Пряди черных волос…»
Пряди черных волос
уложила в прическу Симада
на столичный манер,
чтоб тебе понравиться утром,
а сама мечтаю: «Останься!»
«Что мне заповедь Будды…»
Что мне заповедь Будды?
Что грозных пророчеств слова?
Что наветы и сплетни?
В мире нас сейчас только двое,
обрученных самой Любовью!
«Пряди черных волос…»
Пряди черных волос
ниспадают до пят на пять сяку,
словно струи ручья.
Сердце, нежное девичье сердце
в упоенье страсти запретной!..
«Этой девушке двадцать…»
Этой девушке двадцать.
Как чудесна девичья весна!
По плечам разметались
и струятся, текут под гребнем –
нет, не волосы – черные волны!
«Как страшит и чарует…»
Как страшит и чарует
запах лилий, что тает в ночи!
Как пленяет соблазном
аромат этих черных волос,
темный пурпур сгустившейся мглы!..
«Я в прозрачном ключе…»
Я в прозрачном ключе
принимаю целебную ванну –
притаилось на дне
белой
