растворив дверь, Мадаленна спустилась на кухню и налила воды в большой железный таз; вода была студеной, но она никогда не умывалась теплой по утрам, оставляя такую роскошь на вечер. Теплая вода уводила мысли куда-то очень далеко, все словно накрывалось прозрачной вуалью, и жизнь казалась вполне сносной. Возможно вечерами такое настроение и способствовало хорошему сну, но утром Мадаленне нужен был холодный ум и спокойствие.
Старые счета лежали на столе, их никто не забрал с прошлого вечера, и скоро посыльный Джорджи должен был привезти новые. С маленьким почтальоном у Мадаленны сложились наилучшие отношения; старую миссис Стоунбрук он побаивался и считал ведьмой, впрочем, как и все в городе, Аньезу считал немного странной, а вот к Мадаленне он будто бы тянулся, и всегда стремился рассказать о своих достижениях или показать своего нового жука.
Джорджи, в отличии от своих сверстников, никогда не заталкивал насекомых в коробки и не наблюдал за ними из пустого любопытства; он строил им отдельные дома из веток и коры, кормил остатками ужина и завтрака и мечтал завести енота и стать ветеринаром. Словом, с мальчиком они замечательно общались, и он был одним из немногих, кто скрашивал ее существование в Портстмуте.
Поставив чайник на газовую плиту, Мадаленна поднялась обратно в свою комнату, разбирая по дороге конверты с почтой – счета она просматривала сразу же, а потом осторожно заглядывала в письма, надеясь увидеть знакомый почерк отца; каждый раз письма не было, и каждый раз Мадаленна надеялась, что письмо там будет.
Это была небольшая игра с подсознанием, и не успевала она расстроиться, как заново заставляла себя верить в то, что письмо придет неожиданно, например, когда она будет стирать белье и рассчитывать бюджет на следующую неделю.
Счета от бакалейщика и за свет она положила себе на стол – их надо было оплатить немедленно; квитки за газ и налоги на землю она прикрепила к туалетному зеркалу – там она точно их не забыла бы, а все остальную почту она даже не стала просматривать, все равно там были только рекламные проспекты, журналы и не было заветного письма.
Мадаленна присмотрелась к горизонту; там слабо вставало солнце, и серый туман над рекой окрасился в светло-оранжевый, такое же платье было у Аньезы, когда Мадаленна была еще маленькой. Солнце все еще грело, и Мадаленна с удовольствием приоткрыла ставни и высунулась наружу. Сегодня должен был быть знойный день, и трава потянулась к небу, пока сухая пыль еще не превратила ее в жухлый гербарий.
Быстро причесавшись и просунув руки в сарафан, она незаметно выскользнула в сад. Каждый раз она пробовала описать рассвет словами, и ни разу у нее не получалось, казалось, природа была слишком эфемерной, чтобы заковывать ее в слова и листы, и каждый раз Мадаленна жалела, что не умеет рисовать. Как бы она ни пробовала, кисточки только портили холст, и краски смотрелись такими плоскими и неинтересными, словно их рисовал ребенок, и вот тогда она взялась за ручку и бумагу.
Слова сначала выходили
