в конце концов милый Джон не был телепатом и не мог угадывать все ее мысли и переживания.
– Так ты не видел мистера Смитона?
– О, – обрадованно, что они миновали неприятную тему, воскликнул Джон. – По-моему, он был в своей сторожке. Я тебя провожу?
Мадаленна кивнула головой, однако за руку взять себя не позволила и быстро зашагала по брусчатой дороге, и если бы ей не было двадцать лет, она обязательно бы залезла в каждую лужу в своих прекрасных резиновых сапогах. Солнце припекало не так сильно, и она стянула с себя кепку.
Мадаленна очень любила это время; когда день начинал клониться к вечеру, в воздухе появлялась какая-то неуловимая сладость, и непонятное спокойствие появлялось внутри. Суматошному дню приходил конец, и теперь все оставшиеся часы можно было посвятить тому, чтобы смотреть как закатное солнце освещало желтые стены соседнего дома, слушать далекие звуки залива и трещоток и листать старые альбомы с такими тонкими гравюрами, будто все дома были вырезаны из кости.
– Мадаленна, может завтра после оранжереи сходим куда-нибудь?
Джон предпринимал отчаянные попытки стать кем-то большим для нее, чем просто другом, но вся беда была в том, что для Мадаленны он и другом-то не был. Он был очень хорошим, повторила снова Мадаленна, но она и представить себе не могла, что это человек будет обнимать ее и целовать. Нет, она не искала каких-то сильных чувств, ей не нужна была страсть – все это только губило человека – но ей хотелось чувствовать себя с человеком так свободно, будто рядом с ней и не было никого. Присутствие Джона ощущалось во всем, он не мог быть незаметным, и это ей не нравилось.
– Я постараюсь, Джон. Но ничего не могу обещать.
Она никогда ему ничего не обещала, но и этой простой отговорки ему хватало. Мадаленне почему-то стало плохо. Никто никогда не озвучивал планы на ее счет, мама всегда демократично говорила, что она и только она имеет право решать свою судьбу, но при всей своей любви к искусству, Мадаленна была куда более приземлена, чем ее родители. Она понимала, что денежные запасы истощаются, понимала, что и сама она не сможет быть вечной студенткой и бегать по всему Портсмуту с сумкой, набитой чужими учебниками и решениями чужих задач. Ей необходимо было выйти замуж, и учеба в университете с голубой мечтой стать искусствоведом и писать диссертации на тему роли пейзажей в творчестве Брейгеля испарится так, словно ее и не было никогда. Да Мадаленна и сама была бы рада выйти замуж, вот только не за Джона.
Она подцепила носком сапога камень, и тот с глухим треском пролетел над лужей и упал около порога сторожки мистера Смитона. Она и не заметила, как они так быстро пришли. Мадаленна уже хотела войти и даже обернулась к Джону, как из открытого окна раздался смех мистера Смитона, и еще чей-то низковатый голос добавил:
– Теперь ты понимаешь?
– Замечательно, Эйдин! Замечательно!
Мадаленна осторожно заглянула в окно, но тут же отпрыгнула – человек стоял вполоборота,
