всего народа, – ответила ему Бирви́нгия.
– Почему же вы судите за это только меня?
– Потому, – ответил Но́рф, – что ты всея плодотворица Са́лкса. И к тому же увидевшая больше, чем нужно.
Приспешник власти более не стал чесать языком и удалился прочь, оставив старуху со своими мыслями, одной из которых была хвала великой кэ́ре за то, что он не заметил золотистую брошь. Та почти была втоптана в мох, но все же заметна для знающих глаз.
Поднятый взгляд туда, где зияла брешь, больше не обнаружил лучи солнца, но сумел разглядеть на одном из выступов тельце маленькой пташки, павшей замертво. Малютка полакомилась мхом, и токсин сделал свое дело. Теперь-то она ее съест. Вот только нужно дотянуться. Что касалось ре́буза, смердящего в метре от нее, то она не желала его даже касаться. Жаль, что отпущенное в этой пещере время ей доведется провести с этим куском тухлого мяса.
Тонкая игла, пронизывая почерневшую кожу, сшивала края зияющей раны. Белые нити аккуратными стежками ложились пятисантиметровым швом, над которым корпела рука мастера. Пожилая женщина, называемая Армахи́лом Чикиной, относилась к числу умелых лекарей и, что самое немаловажное, была единственным вика́ртом[26] в округе. В мире людей таких, как она, называли хирургами от бога, здесь во всем этом видели промысел темных сил.
«Латать раненых может лишь природа, – считали многие.
– Тот, кто должен умереть, обязательно умрет». Но мудрецы отводили вика́ртам особую роль, считая их посланниками шестипалого Бога. Из таких был Армахи́л, мелькающий возле Чики́ны с чаном теплой воды. Са́бис поддерживал огонь в очаге и следил за тем, чтобы лучина в настольной лампе не тускнела. За домом плодотворицы вовсю царствовала ночь, развесив по небу мириады сверкающих звезд. Тут и там насвистывали цика́рды – существа, напоминающие летучих мышей, но раскрашенные, в отличие от них, разноцветными узорами.
– Артерию-то я сшила, – помрачнела Чикина, – уже как пять лун прошло, теперь, когда мазь сняла воспаление тканей, залатала рану, но, о великий старейшина Кэра-ба́та, он останется нем до конца отведенных ему дней. Такие повреждения обычно приводят к смерти, – она окунула руки в чан с теплой водой, и кровь, засохшая на коже, растворилась.
– Сколько? – спросил старик, поглядывая то на старуху, то на Са́биса, застывшего с кочергой у очага.
Чикина помедлила с ответом, обтирая толстые персты об повязанный на бедрах синий фартук. Желтый свет ламповой лучины слегка потускнел, и ее глаза накрыла подоспевшая тень. Но губы еще было видно.
– Восемнадцать изумрудных пет, – ответила она. – Знаю, что дорого, – развела руки по сторонам, – но мой труд, сами знаете, жестоко наказуем. Вчера вот только Га́рпиновские псы пришли за юной Кинзи, а она была осторожнее всех. Говорят, казнят ее прямо на площади за то, что возомнила себя равной шестипалому Богу.
– Да, я слышал, – помрачнел Армахи́л. – Не верится, что сам когда-то осуждал такой дар. Са́бис, принеси вознаграждение.
Вика́рт – умелый хирург, чьи умения сравнивают с темным волшебством.
