Вот как сейчас помню, – начала бабушка и продолжила было, к вящему негодованию Гриши, если бы ее не перебила Алина:
– Надо узнать точно, что происходит с дядей Сержем. Он же, верно, не написал в своем послании о том, что его готовятся арестовывать?
– Нет, да с чего ему узнать о том было? – княгиня отвела руку, держащую исписанный неровным и не слишком разборчивым почерком Сержа листок – несмотря на старческую дальнозоркость, очков для чтения она не признавала принципиально. – О Боже, ну когда же Сережа уже научится писать по-человечески… И пусть бы левой рукой тогда писал, лишь бы не такими вот каракулями, ничего же разберешь.
– Дайте мне, я помогу, – Алина приблизилась к пожилой даме и пробежала глазами письмо. Никаких сведений о грозящей Сержу опасности в нем не содержалось, но девушка отчего-то была уверена в том, что дядя многого не договорил. В постскриптуме обратили внимание на себя такие слова: «Прошу вас, матушка, не беспокоиться, если от меня какое-то время не будет писем. Возможно, некоторые мои служебные обстоятельства переменятся, о чем я напишу в следующем послании». Стало быть, он отлично знал, что его арестуют, но, конечно, не осмелился написать о том в письме матери. Княжна поколебалась, прежде чем прочесть их вслух, но, в конце концов, решилась – какая нынче разница, когда уже известно, о какой «перемене служебных обстоятельств» здесь идет речь?
– Вот как? Значит, он свою вину прекрасно знал? – бабушка подумала то же самое, что Алина.
– Возможно, что и нет. Он полагал, что его переведут в другое место службы, но это событие совпало с арестом, – поспешно проговорила Алина, не желая, чтобы княгиня Александра убедилась в виновности своего сына, которому вменяют чуть ли не желание убить всех членов царственной фамилии и занять престол.
– Да-да, и при этом ему не разрешат писать, – ехидно и совершенно некстати заметил Гриша. – Ты сама-то понимаешь, что читаешь?
Девушка презрительно посмотрела на младшего брата и мысленно пообещала себе серьезно с ним поговорить. Он не понимает положение, в котором они оказались, и даже не знает, что вменяют их близкому родственнику. И ах, да, про то, что было в Таганроге, он тоже ничего не ведает… Алина не хотела делиться своими домыслами и предположениями с Григорием, потому что не была уверена в том, что юноша ее правильно поймет. Но, очевидно, пришлось…
– Хватит уже пререкаться! Голова от вас болит, мочи нет, – вздохнула бабушка. – Так я и догадывалась, что его взяли за дело. И что нам теперь делать? Просить тут не поможет – нужно его полное раскаяние, а ежели он будет отпираться, как нынче делает, то ничего не поможет.
Потом, словно спохватившись, она сказала другим, куда более твердым голосом:
– Ну, что вы тут уши развесили? Ступайте к себе. Алина, ты вышивку давай нынче начни, потому как если Мари приедет, то на все про все у тебя недели три, не более…
Бабушка
