отношения. Невозможно. Все эти годы именно мама сходила с ума с поступлением, советовала, по каким предметам пройти углубленные курсы и куда записаться волонтером, подавала идеи, как проявить лидерские качества. Макс ее раскусила. Она видела, что корни маминой одержимости Лигой плюща кроются в ее собственном чувстве незащищенности, когда та училась в старших классах. Родители уделяли больше внимания старшей дочери, Скай, которая в итоге поступила в Амхерст, а Пейтон считали милой, но туповатой любительницей вечеринок. А отец всегда защищал Макс перед мамой. Макс очень способная, у нее разносторонние интересы, и это гораздо важнее, чем галочки в резюме. Существуют сотни отличных школ, где она может получить прекрасное образование и великолепный опыт. Университеты Лиги плюща, конечно, престижны, но на них свет клином не сошелся. Он миллион раз говорил, что вполне представляет ее студенткой небольшого гуманитарного колледжа где-нибудь на северо-востоке, в университете Чикаго или Бостона, или в хорошей киношколе в Лос-Анджелесе. Неужели все это время он врал? Неужели он, как и мама, верил, что учиться стоит только в одном из восьми колледжей, если считать Дьюк, Массачусетский технологический и Станфорд? Неужели он настолько в это верил, что решил заплатить своей альма-матер, чтобы Макс туда приняли?
– Макс, иди скорее, пока не остыло! – крикнула из кухни мама.
Она сделала глубокий вдох, вышла на кухню и села на свое обычное место.
– Я уже здесь.
Несмотря на душ, отец выглядел усталым и осунувшимся. И грустным.
– Привет, малышка, – сказал он, накрыв ее руку своей.
Макс отобрала руку и потянулась за миской с салатом, стараясь не замечать папиного уязвленного выражения лица. Кроме салата, на столе стояла миска с брокколи, приготовленной на пару, небольшое блюдо со спаржей и ломтиками лимона и три кусочка курицы гриль, каждый не больше карточной колоды.
– Голову даю на отсечение, в кутузке тебя кормили лучше, – не выдержала Макс.
– Макензи! – строго сказала мама, а отец усмехнулся.
– Скажем так: цельнозерновые макароны там не в почете.
Айзек намекал на старую шутку, понятную только им. Всякий раз, когда отец приходил звать ее на ужин, Макс спрашивала, что в меню. Как-то раз, несколько месяцев назад, когда Макс сражалась с очень трудным заданием по химии, папа вошел в ее комнату и прикрыл за собой дверь.
– Да, я сделал салат, иначе мама потребовала бы развода. Так называемая «курица по-пармски» приготовлена на гриле и без сыра, а в соусе маринара нет ни грамма сахара. Тем не менее все это подается с лингвини, и они, – понизил он голос до шепота, – не цельнозерновые. Повторяю: лингвини настоящие. Никому не говори, ладно?
Макс подавила вздох. Господи, неужели папа не понимает, что это предательство? Спросить напрямик, зачем он это сделал? Потребовать объяснений, как он мог совершить столь чудовищную глупость?
Она уже открыла рот, как вдруг мать произнесла
