первого разговора. Как я уже говорил, его лицу и фигуре не хватало отличительных черт, приятных для глаз или наоборот, и, если судить по внешности, его скорее можно было бы назвать отрицательным персонажем – бледный лик, правильные, ничем не примечательные черты, темные, прилизанные волосы и простые бакенбарды, – однако держался он, во всяком случае в этой ситуации, с определенной долей уверенности, компенсировавшей отсутствие выразительности в его облике. Хотя нельзя сказать, что уверенность эта была заметной. В нем вообще заметного или яркого было не больше, чем в любом из тысячи людей, которых встречаешь каждый день на Бродвее, если исключить сосредоточенность и серьезность, пронизывавшие весь его внешний вид, – серьезность, которая в этот раз, возможно, и не бросилась бы в глаза, если бы не была похожа на ставшее привычным выражение лица для человека, который в своей короткой жизни видел больше горя, чем радости, меньше удовольствий, чем забот и волнений.
Коронер, для которого внешность секретаря, похоже, не имела ни малейшего значения, обратился к нему сразу же и напрямую:
– Ваше имя?
– Джеймс Трумен Харвелл.
– Род занятий?
– Последние восемь месяцев я занимал должность личного секретаря и переписчика мистера Ливенворта.
– Вы последний, кто видел мистера Ливенворта живым, не так ли?
Молодой человек поднял голову очень высокомерным, почти неестественным движением.
– Нет, разумеется, ведь это не я убил его.
Ответ этот, который привнес нечто сродни легкомысленности или шутливости в допрос, серьезность которого мы все начинали осознавать, произвел немедленную перемену отношения к человеку, который перед лицом фактов – как уже установленных, так и тех, что будут установлены впоследствии, – мог вести себя столь беззаботно. По комнате прокатился неодобрительный гомон, и одним этим высказыванием Джеймс Харвелл потерял все, что раньше заслужил самообладанием и твердостью взгляда. Кажется, он и сам это понял, потому что поднял голову еще выше, хотя общее выражение его лица осталось неизменным.
– Я имел в виду, – воскликнул коронер, явно уязвленный тем, что молодой человек сделал такой вывод из его слов, – что вы последний, кто видел мистера Ливенворта живым до того, как он был убит неизвестным лицом!
Секретарь сложил руки на груди – то ли для того, чтобы скрыть охватившую его дрожь, то ли чтобы выиграть пару лишних секунд на раздумья, этого я определить не смог.
– Сэр, – наконец ответил он, – я не могу ответить на этот вопрос «да» или «нет». Вполне может быть, что я последним видел его в добром здравии и хорошем настроении, но в таком большом доме я не могу быть уверенным даже в столь простом факте. – Заметив недовольные взгляды окружающих, он неторопливо добавил: – Я по долгу службы должен был с ним встречаться в позднее время.
