А я пил жасминовый чай и думал: вот вкус, который навсегда будет связан с этим вечером.
19.
С тех пор прошло три года, и я сильно к ней привязался. Она уже тогда жила одна (отец уехал в Америку). Жила в квартире на первом этаже с окнами во двор, мимо которых юные мамы бесконечно катали свои коляски. Летом в комнатах было темно и прохладно и тихо от зелени. Зимой казалось, что снег падает прямо на паркет, так ослепительно все со снегом в квартире белело.
Она работала в глянцевой журналистике, но каким-то образом сохраняла свой уют, была «теплой». В отличие от моего это поколение взрослело по клубам – и они быстро устали от шума. Теперь ей нравилось хозяйничать по дому, принимать гостей или просто быть одной. Когда она приглашала подруг, к ней на выселки приезжали долговязые аутичные девушки в дорогих свитерах. Колдуя над салатами, они толпились на кухне, а когда я подъезжал со своими шутками, улыбались, но не понимали, и предлагали открыть вино.
Одевалась она в дорогих магазинах, но вечно покупала то, во что пряталась. Она вообще как будто себя стеснялась. Но стоило мне раздеть ее, стоило снять одну за другой все эти вещи, как тело само подсказывало, что ему делать.
Я быстро полюбил ее свежие простыни и чистые полотенца. Мне нравилось ее тело – и что в холодильнике полно еды, а под ногами чистый пол, по которому хорошо ходить босиком. Прожив много лет один, я из года в год совершенствовал свои бытовые потребности, сводя их к минимуму. И вот теперь в уютной девичьей квартире мне приходилось заново открывать мир кофеварок и миксеров, тостеров и салфеток.
И мне это нравилось.
Я ни разу не сказал, что люблю ее. Только отвечал: «конечно», «а как же». В такие минуты она прижималась ко мне, и ее груди, как лодки, снова тыкались мне под ребра.
Спрашивала: «За что?»
Я грубо отшучивался.
20.
Я проснулся – Золотой Рог уже разгорался под окнами. Голый, сел на влажных простынях. Уставился на пальцы ног. Представил себе, что эти странные предметы, эти клубеньки, не имеют ко мне никакого отношения и можно безболезненно отрезать или отломить их, а потом выбросить в корзину для мусора.
Наклонившись, оттянул большой палец. Отпустил – и палец послушно вернулся в строй.
Тапки лежали под диваном, и мне пришлось искать их. Там же, под диваном, я обнаружил вчерашний сверток. Разодрал скотч, развернул – и на пол упало что-то пестрое. Это был коврик.
Я разложил ковер и обошел кругом, заглядывая в него, как в колодец. Он выглядел необычно. Те, что продавались по переулкам, на уличных базарах, были, как правило, красными или коричневыми. А здесь синий орнамент лежал на белом поле, отчего ковер казался невесомым, каким-то воздушным. По бордюру шли фигурки черных птиц, похожие на цифры. Кто прислал мне этот ковер? Чей подарок?
«Восточная манера».
