style="font-size:15px;"> – Ты устал, – мягко сказала женщина.
Он выпустил ее пальцы и закрыл глаза руками, сильно надавив на глазные яблоки, так что в темноте перед ним вспыхнули алые круги.
– Я плохо сплю. Мне все время снится один и тот же кошмар. Ночь за ночью. Я стою в полной темноте и слышу биение огромного сердца. Оно раздается сразу ото всюду и с каждой минутой учащается. Я знаю, что должен найти его прежде, чем эта безумная тахикардия разорвет его в клочья, но совсем ничего не вижу и не знаю, в какую сторону двигаться. Меня охватывает паника, я пытаюсь искать дорогу на ощупь, а воздух сгущается, и я увязаю в нем, мне становится больно дышать, и когда смерть кажется уже неминуемой, я просыпаюсь, – он открыл глаза и снова взглянул на Эльзу.
Та слушала его, не перебивая, и рассеянно перебирала пальцами накрахмаленную белую салфетку с вышитым на ней золотой нитью девизом ордена бенедиктинцев: «Ora et Labora», что означало «молись и работай». Те же слова были высечены в камне над главными воротам обители.
– Как по-твоему, этот сон что-нибудь значит? – спросил он.
Она пожала плечами.
– Все сны что-нибудь да значат. Но мне кажется, я знаю ответ. В последнее время ты слишком много думаешь о Несси. Я помню, как ты не хотел преображать ее, как до последнего надеялся, что она сумеет выбраться из твоих ловушек. Может быть, ты все еще надеешься?
Но Федерико отмахнулся от ее слов.
– Она умерла. На что я могу надеяться?
– Ну и что? Я тоже когда-то умерла. Разве тебя это остановило?
Мужчина рассмеялся, чтобы скрыть раздражение. Он уже не рад был, что позволил себе проявить слабость. Приступы тоски время от времени находили на него, и это неизбежно при такой долгой жизни, да еще и сон этот проклятый уже неделю не дает покоя… Нервы стали совсем ни к черту! Каталонец мысленно пообещал себе, что закончит работу и попросит у монсеньора пару недель отпуска. Салафия никогда не отказывал своему мастеру в таких приятных мелочах. Так что надо быстренько заарканить эту монахиню и смотаться куда-нибудь подальше от цивилизации – в Танзанию или на Мадагаскар.
– Ну уж нет, моя Галатея! – сказал он, поднимаясь из-за стола и аккуратно складывая салфетку. – Моя душа навеки принадлежит тебе. И я ни разу не пожалел о своем решении, между прочим. Ложись без меня. Я поговорю с монсеньором и вернусь. Надеюсь, мы быстро закончим.
Мужчина поцеловал супругу в губы с той же нежностью, с какой делал это на протяжении веков, начиная с их первого семейного завтрака на утро после бракосочетания. Спускаясь в сад, он уже видел в мечтах, как они предаются любви на белом песке частного пляжа где-нибудь в тропиках, и когда вышел на улицу, чувствовал себя гораздо увереннее.
***
Для паломников была открыта совсем небольшая часть территории. Они могли посетить базилику или выйти в ту половину сада,
