знал заранее и ждал; развернул записку и бросил красноречивый взгляд на Алису. В нём не было ожидаемого раздражения, а на лице не появилось кривой ухмылки; Макс только слегка приподнял брови и скрестил руки. При этом юноша продолжал разглядывать багровую от возмущения незнакомку, и она отвернулась, приложив ладони к горячим щекам. А Лавр успел вспомнить слова и нырнуть в ту самую пучину, где зародилась его первая строка:
Лишь бы обнять твои хрупкие плечи,
Шёпотом славить уснувшее солнце,
Мне бы дождаться коротенькой встречи,
Только не стать для тебя незнакомцем.
Алиса невольно вздрогнула: чей-то бумажный ком прилетел ей прямо в затылок. Она сощурилась и сжала записку в кулаке. Кажется, этот надменный критик нарывается на следующую словесную дуэль, а девушка слишком хорошо владеет оружием, чтобы позволить себе проиграть.
Её некрасивый пляшущий почерк (слова глядят в разные стороны, готовясь растерзать друг друга):
«Тебе не стыдно?»
Его мелкий, но неожиданно аккуратный:
«Литературным критикам, к несчастью, нередко приходится копаться в мусоре. Но я этого не стыжусь».
Нахальный постскриптум написан крупными печатными буквами:
«МАКИЯЖ ПОПРАВЬ – ТУШЬ РАСТЕКЛАСЬ».
«И кого это он назвал мусором?» – Алиса поджала губы. Унижение коллеги по перу она восприняла как личное оскорбление. Девушка достала из кожаной сумки зеркальце в ту самую минуту, когда раздались звонкие аплодисменты. Саша толкнула подругу в бок:
– Ну ты чего? Поддержи Лавра!
На сцену вышла Тина – всё такая же серьёзная и строгая. Глядя на гордо поднятую голову и идеально прямые плечи, можно было подумать, что эта девушка считает себя единицей среди нулей. Она проводила соперника снисходительным взглядом, а тот ушёл –поникший, сгорбленный и опустошённый. Алиса открыла рот, чтобы сказать юноше слова поддержки, но тот отодвинул стул и отвернулся. Тина коснулась подола платья, поправила полурасплетённые косы и, взглянув на Макса Летова, кивнула:
– Благодарю жюри за внимание, которое вы проявили ко мне. Я очень ценю любую конструктивную критику.
Макс выпрямился, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и стал обмахиваться руками. Алиса тоже почувствовала, что в зале стало слишком душно, но всё-таки мысленно прокляла критика, заметив его очарованный взгляд.
«А тебя только красивые девушки интересуют?» – написала она, но так и не решилась бросить записку. В конце концов, зачем тратить время на диалог с глупыми людьми? Как и Лавр, непризнанная писательница ненавидела критиков. И почему-то сразу вспомнилось вытянутое лицо директора, который читал чужую рукопись с застывшей ухмылкой на лице.
– Пфф, – Рудольф Валерьевич нахмурился и отбросил тетрадь с таким пренебрежением, словно всё это время держал в руке омерзительное насекомое, – это же графомания!
