к Эду, но и вступаться за него мне страшно. Не хочу, чтобы кто-то раньше него узнал о моей симпатии. Не хочу, чтобы над ней глумились или опошлили.
– Пофиг. Сделай это, и ты официально одна из нас. Уверена, лошок-Эдди не целовался никогда. Будешь его первой. На всю жизнь запомнит.
Ноги не слушаются, каблуки попадают в зазоры между плиток, а сердце почти выломало мне позвоночник.
С того раза у профессора Сэмьюэльсона мы не общались, но и тогда я ни слова не проронила, а выбежала из аудитории.
И вот я держусь за стол, чтобы не упасть в обморок. В глаза Эду посмотреть боюсь, а тупо изучаю свои ногти. Почему-то сейчас мне стыдно за свой броский маникюр, стыдно за браслет, за подруг, я не такая на самом деле! Я просто Бет, твоя застенчивая одногруппница.
– Привет, ты же Эд Хэндерсон?
Как же его взгляд и улыбка не сочетаются с нарочитым заиканием. Почему он прикидывается? Он русский шпион и шифруется под забитого ботаника?
Но я стойко держусь, даже села и ничего не опрокинула, а потом он выдыхает моё имя, и я окончательно отдаюсь во власть его голоса. Эдвард, как назло, смакует эти три буквы, а я смотрю на его губы, когда они произносят «Б», ловлю его дыхание на «Е», чувствую, как он касается языком альвеол на «Т».
Туплю, слов подобрать не могу и заикаюсь куда убедительнее, чем Эд.
Пытка именем продолжается, и я больше не могу её выдерживать, просто упираюсь в стол и тянусь к нему. Если, что пойдёт не так, я просто свалю всё на задание от сестёр, а если всё на самом деле сложится, тогда… Не знаю. Буду действовать по обстоятельствам.
Триш и Холли издают какие-то нечеловеческие звуки, и мне хочется сбежать, но дальше происходит то, чего я не ожидала.
Хэндерсон запускает эти самые умопомрачительные пальцы мне в волосы и притягивает к себе быстро, но осторожно. Даже придержал, чтобы локтем не ударилась, и в последний момент я боюсь только одного, что его губы окажутся такими же неприятными, как у Курта. Но это не так. Эд нежен и одновременно напорист, и я никак не могу соединить два это качества в своём воображении, я просто тону в ощущениях, открываюсь ему навстречу, стукаюсь о дурацкие очки, снимаю их, а для Эда – словно сигнал. Его прохладный язык скользит по моему, но совсем не гасит огонь которым охвачена моя голова и всё тело… В какой-то момент мне становится так хорошо, что я вырываюсь из его объятий, пытаюсь отдышаться, оставаться равнодушной. Хэндерсон смотрит на меня так странно, словно я должна ему на какой-то важный вопрос ответить. ЕМУ! Всезнайке дать подсказку!
Из транса меня выводит хруст под ногами. Вот растяпа, уронила его очки. Гробовая тишина. Ноздри у Эда на мгновение расширились, нежные губы превратились в кривую линию, а затем нас накрыло шквалом гадкого смеха. Кто-то громко выкрикнул: «ну ты и задница, Бейли!»
Кажется, это была Триш.
Эд ничего не сказал, резко встал с места, сослепу налетев на один из стульев, а мне остались только осколки под ногами и ненужная похвала моих теперь уже официальных сестёр.
– Это было круто, Лиз. Сегодня
