выкованных как раз под руку юнца, одеяло, что грело даже в морозные холода. Справил достойную одежу и обувку. И гривну серебряную мальчонке на шею надел, да символ Перуна на гайтане.
«Не подведи, сынок, – сказал на прощанье. – Не посрами честь праотца, будь защитником слабых да обездоленных, бей ворога без страха».
В глазах тут же защипало, и Овсень отвернулся от товарищей, чтобы скрыть нахлынувшие чувства. Но тем было не до мальчишки – они помогали спешиваться с возка девицам, так как ехать через болота в нем было опасно. Поперек туманных густых зарослей тянулась неплохая тропа, но она позволяла ехать рядом лишь двум конникам, не зажимаясь друг к другу. Телеги же вмещалась с большим трудом. Колеса подпрыгивали по сырым кочкам, то и дело съезжая в липкую грязь.
– С нами на лошадях поедете, – сказал девицам Стоум. – Дорога через топь хорошая, да и воздух приятен, не ядовит. Можно не торопиться, к вечеру медленным шагом как раз поспеем.
– И давно ли он тут не ядовит? – хмыкнула Василиса, указывая на росшие прямо вдоль тропы белые грибы-пырховки. – Вот эта дрянь в весеннюю пору стреляет вверх облаком, от которого резко слабеешь и теряешь сознание. Сделаешь шаг – и провалишься беспамятным в трясину, болотной нечисти на радость. А если ведьма вдохнет – силу на краткое время потеряет.
– А ты нос к нему не суй, и все будет ладно, – подмигнул ей дружинник, затем поднял с земли стоявшую ближе всех Горицу, посадил в седло, вскочил следом и толкнул коня пятками в бока.
– А еще говорят, у бабы волос долог, да ум короток, – пробурчала ученица ведьмы им вслед. – На себя бы оборотились, у лаптя березового разума и то больше…
Подъехал Желан на своей тихой запуганной кобылке.
– Чего ты там опять бормочешь, девка норовистая? – насмешливо спросил он. – Никак порчу свою наводишь?
– Носы, говорю, берегите, – Василиса в ответ на плохо скрытое оскорбление даже бровью не повела. – И смотрите в оба, здесь болотники лютые. Не хватало еще попасть к ним в лапы.
– Кто тебе сказал такую нелепицу? – хмыкнул Желан. – Я каждый год тут езжу, ничего подобного не видел. Ежели только ты с ними не сговорилась накануне, чтобы нас погубить. С вас, чернокнижниц, станется…
Василиса лишь подняла глаза к небу, показывая, как ей надоели глупые кривотолки.
– Всю ночь соображал, какую пакость к утру сказать? Если бы я сговорилась с нечистью лесной да болотной, вас бы уже в живых никого не было. Вместо этого я предупреждаю, чтобы не погибли по дурости.
Овсень ей на всякий случай не поверил. Выглядели ее предупреждения смешно, особенно с учетом цели их поездки. Не сегодня, так завтра несчастные девчонки погибнут при любом раскладе. А дружинникам Василиса наглядно показала свое отношение еще вчера у речки.
– Намаемся мы с этой оторвой в дороге, – бурчал утром Вакута, седлая коня. – Она берегов вообще не видит и не знает.
– Значит, покажем и научим, –
