горячим дыханием кожу, и спросила вовсе гнусное.
– А если и того света нет, только этот, и судить его будет некому? Получается, все страдания зазря?
– Ну ты… – от возмущения Овсень не нашел подходящих для богохульницы слов. – Может, еще и священного дуба Карколиста нет, что объединяет на себе все миры? И богов нет? И все, что с нами сейчас происходит – сон глупца, одурманенного теми белыми грибами, что стреляют вверх ядовитой пылью? А то отец сказывал, заходили к князю три зимы назад заморские гости. Заявляли, что мир наш – на самом деле сон древнего старца, который спит в заколдованной пещере. А как проснется, тут и всему живому на земле конец. Князь в ответ напоил гостей настоями, что сердце останавливают, а потом тела в пещеру на краю Розумеева леса приказал отвезти. Пусть, сказал, вместе с древним старцем и караулят наш мир, раз верят в эдакое непотребство.
– Мировое древо есть, – ответила Василиса после небольшой заминки. – Вот только ничьих предков я там не видела, к великому сожалению.
Отрок замер, раскрыв рот.
– А Карколист видела, получается? – спросил он внезапно севшим голосом
– Доводилось, – туманно ответила девица. – Он и впрямь держит на ветвях своих множество миров, но простым людям, не знающим секреты ведовства, туда ходу нет.
Затем она помолчала, словно собираясь с мыслями. А когда заговорила, в ее голосе не осталось ни капли веселья.
– Когда Безымянная матушка впервые меня к нему отвела, я тоже спрашивала про предков. Потому как очень хотела, чтобы и вправду существовал мир, где бы жили наши умершие родственники. Я понимала, что видеть их нам, живым, невозможно, но хотя бы знать, что с ними все в порядке!..
И Овсень с изумлением понял, что девчонка готова вот-вот расплакаться. Но она продолжала говорить, сердито сопя ему в макушку.
– Мои родители погибли, и я едва не ушла следом за ними, Безымянная матушка спасла меня и сделала тем, кем я являюсь сейчас. И видят боги, как я хотела, чтобы загробный мир реально существовал. Но знаешь, в чем беда, парень? Никто не знает, есть ли он на самом деле. В него можно только верить. А я не верю больше, это слишком больно.
Отрок молчал. Тянулась впереди дорога, качались под едва ощутимыми прикосновениями ветерка пушистые колоски мятлика. Желан почти скрылся впереди в тумане, темно-русая коса Цветки, перевязанная зелеными лентами, покачивалась в такт лошадиной ходьбе. Стоум же наоборот, о чем-то весело шутил, а Горица сидела прямо и словно бы с возмущением всплескивала руками, но Овсень видел, что она тоже украдкой улыбалась.
Василиса перестала возиться за его спиной и молчала, погрузившись в невеселые мысли. И тогда Овсень не выдержал – положил мозолистую от постоянной работы и упражнений с оружием ладонь на белую девичью ручку и переплел ее пальцы со своими.
– Мне жаль, что так вышло у тебя с матушкой и батюшкой, – тихо сказал он. – Война?
Теперь настал черед Василисы молчать. Но спустя минуту она вздохнула и сжала в ответ его пальцы.
– Змей.
