в холодную черноту коридора.
В бараке женщины еще не спали, одни что-то штопали, другие молились, третьи о чем-то негромко переговаривались, похихикивали.
Сонька вывела дочку в промерзший предбанник барака, прижала к себе, гладила по голове, успокаивала:
– Все обойдется, Миха… Все будет хорошо.
– Он так хватал меня, так лез своими мокрыми губами, так унижал, – плакала Михелина. – Он отвратительный, мама.
– Я тебя предупреждала, дочка.
– Но он ведь ухаживал… Грамотный, обходительный, добрый… И вдруг такое.
– С господами это случается.
– Может, потому что был пьяный?
– Может, и поэтому. Поживем – увидим.
– Он сказал, что сгноит меня.
– Тебя?
– Думаю, тебя тоже.
– Я тоже так думаю.
– Что будем делать, Сонь?
– Ничего, – пожала та плечами, прижала к себе дочку. – Не такое переживали, переживем и это.
Михелина подняла лицо, посмотрела матери в глаза.
– Я была у Михеля. Он спрашивал про тебя, Соня… Ты знаешь, что он не сумасшедший?
Сонька помолчала, с усмешкой кивнула.
– Знаю.
– Давно?
– С тех пор, как убил пана Тобольского.
– Он убил его будучи нормальным?!
– Нет. После убийства что-то с ним случилось, и он прозрел.
– А как это?
– Не знаю. Об этом знает только Господь.
– И мы с тобой.
– Да, и мы с тобой. Больше никто знать не должен.
Кто-то из каторжанок вышел в предбанник попить воды из кадушки, воровки замолчали, потом Михелина приобняла мать и повела ее в сторону нар.
Изюмов сидел в пролетке недалеко от дома Брянских, внимательно следил за входящими и выходящими из ворот. Въехала карета, и по силуэту молодой девушки, вышедшей из нее, стало понятно, что это княжна.
Затем промелькнули какие-то люди из прислуги. Привратник Илья каждый раз исполнял свои обязанности торопливо и с почтением.
Вскоре со двора вышла высокая статная особа, лицо которой закрывала черная кисея. В руках она держала небольшой ридикюль.
Изюмов напрягся. Он узнал Таббу.
Она в калитке столкнулась с дамой (это была мадам Гуральник), раскланялась и заспешила на улицу.
Здесь девушка попыталась остановить экипаж, ей это никак не удавалось, и было видно, что она нервничает. Притормозил легковой автомобиль, мадемуазель отказалась от его услуг и продолжала ждать. Наконец подъехала свободная пролетка, Табба сообщила извозчику адрес.
– Следом, – велел Изюмов своему извозчику, и тот стеганул по лошадям.
С Фонтанки выехали на Исаакиевскую площадь, затем свернули на Большую Морскую, после чего пролетка с мадемуазелью
