то есть переход от несчастья к счастью – и наоборот. Катарсис предполагает очистительное сострадание герою, поэтому Аристотель в «Поэтике» утверждает, что в центре трагедии может быть лишь невинный герой, сострадание которому очистит зрителя. Трагическая вина героя предопределена богами, роком и случайностью, но не его порочным характером.
Но можно ли считать невинным Ореста? Перед нами трилогия Эсхила «Орестея» со сквозным сюжетом, объединяющим трагедии «Агамемнон», «Хоэфоры», «Эвмениды», – чаще части трилогии писались на разные сюжеты. Уже в первой части Орест по внушению Аполлона убивает родную мать, отомстив тем за смерть отца, Агамемнона, который не был убит в честном поединке под Троей, а подло погиб от рук собственной жены. Столь негероическая смерть героя определяется роком: отец Агамемнона Атрей убил детей своего брата Фиеста, – в древнегреческой трагедии рок всегда является следствием греха, совершенного самим героем или его предками. Еще в VI в. греческие поэты предчувствовали, что под напором творящихся в мире несправедливостей корабль цивилизации готов пойти ко дну, поэтому богинями, поддерживающими космический порядок, станут Эринии, наказывающие порок, – они-то и обрушат свой гнев на Ореста. Эринии – аллегории совести, которая мучит Ореста, как позже она будет мучить Раскольникова, являясь ему во сне в образе уродливой смеющейся старухи процентщицы. Однако Орест совершил убийство невольно. В трилогии зафиксирован сдвиг от матриархата, основанного на власти Эриний, к патриархату, освященному авторитетом Аполлона. Орест оказался заложником цивилизационного сдвига, который состоял не только в том, что во главе рода теперь должен стать отец (например, Агамемнон) – и его жизнь неприкосновенна. – Но и в том, что ценности полисной цивилизации должны стать выше родовых, что человек должен чувствовать себя, прежде всего, гражданином, а не частью своего рода. – Что роковые силы, привязывающие человека к прародительскому греху, могут быть уравновешены общественными законами, которые сами станут гарантом космической устойчивости мира, так что Эриниям остается лишь одно – превратиться в Эвменид, милующих богинь. А судить отныне будет ареопаг, оправдавший Ореста благодаря участию в нем Афины, которая подала решающий двойной голос в пользу героя.
Греческие трагики не просто следуют за мифом, но переосмысляют его. Культурному герою, приносящему, например, огонь – основу человеческой культуры, в мифе часто присущи черты трикстера (обманщика). Так, мифологический Прометей добывает огонь хитростью, украв его у Зевса и вынеся в полом тростнике. У Эсхила Прометей («Прикованный Прометей») превращается в тираноборца, страдающего за спасение рода человеческого, прозябавшего, подобно животным, во тьме. Зевс рано или поздно и сам вспомнит о человечестве и облагодетельствует его, но каждая жизнь бесценна – Прометей спас те поколения людей, от которых за непочтение к богам отвернулся Зевс, томя их во тьме невежества. Прометей вернул людям человеческое достоинство и подарил огонь разума.
