у постороннего, – ужели с ним ты ладишь?
Тот пошевелил мощными челюстями, повел носом – и все же промолчал.
– Чего молчишь?
Первый защитник усмехнулся.
– Он не такой злодей, как кажется тебе. Ничем не хуже прочих из Совета.
– Хочешь сказать, он лишь меня не любит?
– Пожалуй, что и да, – холодно согласился воин.
– Да, лишь меня и брата Альмы! – Корлик желчно усмехнулся.
– Ты все равно им лучше не дерзи, – спокойный, дал ему совет защитник. – Ошибок Рахмы повторять не стоит.
Вскоре на трибуну вышла Яра Аржана и произнесла вполне обычную поминальную речь, ожидаемо окончившуюся «Отдыхай, Вархаг!».
– Отдыхай, Вархаг! – дружно вторили ей столы.
– И пусть запомнит наша молодежь, – добавила после старейшина, – небесные дары даны нам для защиты. И также для труда. Никак не для потех! Не для того нам их давали боги!
Когда народ стал расходиться по домам, пришла пора Корлику предстать перед Советом и принять его волю. На этот раз Талику и Шенне пришлось наблюдать снизу.
– Скажи нам, Корлик, так зачем, – Яр Багур подошел к обвиняемому и по-стариковски прищурился, – напал ты на старейшину Мугана?
– Я был подавлен горем, Яр, – Корлик, по всей видимости, заранее заготовил объяснение. – И потому слова его неверно понял.
– Что ж, – покачал головой старейшина, будто предполагал именно такой ответ, – это много объясняет, но все ж тебя не может оправдать. Устав гласит, что нападение на Яра – преступленье.
– Так он ведь жив здоров?
– Эх, Корлик, ты совсем не понимаешь! Зря, что большой. Совет не сможет править, если его не будут уважать. И потому ты примешь кару – сто дней на рудниках работ. Старейшины? – обернулся он к своим коллегам, ожидая их голосования.
Оставшиеся восемь членов совета сразу же подняли правые руки. Было похоже на то, что приговор они согласовали ранее. Поднял свою руку и Яр Муган, хотя на лице его читалось очевидное неудовольствие – то ли он считал приговор слишком мягким, то ли все еще был обижен происшествием.
– Поедешь, Корлик, завтра.
Альма, хранившая молчание за ужином и по дороге домой, высказала все свои недовольства по прибытии.
– Ну, муж, к чему вся эта гордость?! Легче стало?! – металась она из одного угла их небольшого жилища в другой. – А нам с Таликом? Урожай теперь на нас… и все заботы прочие по дому! Тебе ж теперь в бараках прозябать!
Отец молча сидел за столом, смотрел отрешенным взглядом сквозь мельтешащую фигуру красавицы жены, но так за весь вечер и не сказал ей ни слова. Но когда та в слезах ушла обижаться на задний двор, Корлик спешно подозвал к себе сына.
– Талик, ты взрослый и уже поймешь, – тихо начал он. – Эта змея Муган давно меня не любит. Как я уйду, он точно станет маме досаждать. Прошу тебя, будь дома чаще… ей без тебя эту змею не отпугнуть.
И
