стремившиеся расчленить или, по крайней мере, ослабить Австро-Венгерскую империю и отбросить её союзника Россию за «варварский» барьер18.
В борьбе за наследство какого-либо монарха решалась проблема создания выгодных территориальных, политических и военно-социальных преимуществ той или иной страны над своими соперниками и соседями. Королевская или императорская власть символизировала страну, нацию и само государство, поэтому борьба за возможность посадить на испанский или польский трон своего ставленника на самом деле была борьба наций и народов за своё место под солнцем.
В это десятилетие России впервые пришлось встретиться с массированным идеологическим наступлением Запада, обеспокоенного усилением России и вступлением её на европейский театр действий. Зачинщиком выступила Франция, обвинившая Россию в экспансии на запад, представившая Петра и его последователей как агрессоров, якобы угрожавших безопасности Европы. Франция предложила установить т.н. восточный вал и вернуть московитов в их «варварские» степи и леса.
Сразу после войны за польское наследство, в котором Франция потерпела сокрушительное фиаско, на арену вышли т.н. «Московские письма» Ф. Локателли, в которых он предупреждал европейцев от складывавшегося у них положительного мнения о русских и воскресил образ «русского варварства». Русские, по его мнению, не являются европейцами, они хуже татар, их происхождение темно – скорее всего, они происходят от скифских рабов, и рабство – их вечный удел. Утвердившись на Балтике, они пытаются распространить своё пагубное влияние на весь континент.
Швеция, находившаяся теперь на периферии большой европейской политики, была выбрана Парижем в качестве орудия противостояния России на северном фланге, но для России шведский фактор отнюдь не считался второстепенным. Именно интегрированность Швеции в общеевропейский контекст делал её достаточно важной для русской внешней политики и дипломатии.
Попытки пристёгивания шведского королевства к французской колеснице особенно рьяно проявились в период польского кризиса. Инструментом французской пропаганды стало французское посольство, так что Стокгольм в 30-х годах превратился в арену жестокой борьбы русской дипломатии с французской. Миф о русской угрозе пал в Швеции на весьма благодатную почву. После поражения в Северной войне шведская дворянская и купеческая элита стали мечтать о возвращении утерянных в войне территорий, и политика реванша надолго овладела умами и шведского правительства, и большинства населения страны.
С 1730 года русский трон заняла племянница Петра I, бывшая курляндская герцогиня Анна Иоанновна. Внешней политикой при ней вполне успешно руководил неизменный граф А.И.Остерман. Фельдмаршал Б. Х.Миних (1683—1767) в это время так оценивал положение в Швеции: «Швеция дала нашей государыне императорский титул; мы не ждём с её стороны никакого беспокойства…» Это, конечно, была слишком оптимистическая и поверхностная
В XXI веке эту роль взяли на себя США.
