во время очередной сессии риксдага выборы Бестужев оценил как вполне благоприятные: в лантмаршалы парламента был выбран генерал К.Г.Левенхаупт, не входивший ни в одну из партий, а в секретную комиссию была избрана лишь одна треть «подозрительных», а остальные вроде бы принадлежали к прокоролевской (проюлленборговской) партии. Большинство депутатов были настроены миролюбиво, что гарантировало нейтралитет Швеции по отношению к польским событиям.
Но в действительности картина была намного сложней той, которую рисовал посол. Она была подвержена постоянным изменениям, политический флюгер Стокгольма продолжал вращаться с бешеной скоростью, а настроения шведов постоянно менялись, заставляя горячие сердца Бестужева, Кастехи и Финча то лихорадочно биться от радости, то сжиматься от очередной неудачи. Впрочем, главный вектор симпатий в Стокгольме показывал всё-таки на Париж.
24 сентября 1734 года Швеция, как бы парируя военно-дипломатический успех России в Польше, заключила договор с Данией о военно-политическом союзе, отвергнув пока и предложения Бестужева о продлении договора 1724 года, и Кастехи и Финча о субсидиях. При этом Швеция легко отказалась от своих гарантий шлезвигского вопроса. Конечно, всем было ясно, что этот союз был направлен как минимум против возможной агрессии России на Скандинавском полуострове. Веттерберг пишет, что шведско-датский союз был частью общего плана Франции и Швеции связать русскую армию на северном фланге в случае вступления Швеции в войну с Россией. Швеции тогда требовалось обезопасить свой западный и южный фланг. Одновременно союз с датчанами служил признаком разочарования шведов во французах.
Но русская опасность в очередной раз была переоценена – России в этот момент было не до шведов. В конечном итоге акции Кастехи на стокгольмской «бирже» пошатнулись. На завершающей фазе конфликта в Польше, во время осады русскими войсками Данцига, в котором укрылся Станислав Лещинский, Франция начала проводить по отношению к шведам двойную политику. Призывая их теперь оказать помощь осаждённому Данцигу, она одновременно начала тайные переговоры с Россией о том, чтобы та согласилась признать польским королём Лещинского в обмен на признание Францией русских завоеваний в Прибалтике24. Позже, когда французский десант под Данцигом попал в плен к русским, тайные контакты с Петербургом стали ещё более необходимы для Парижа.
Хорну и многим другим шведским политикам стало очевидно, что французы хотят столкнуть Швецию с Россией, не взяв на себя никаких обязательств. Выяснилось, что польское наследство волновало Париж только потому, чтобы нанести ущерб Австрии. Если бы попутно удалось посадить на польский трон Лещинского и втянуть шведов на его сторону, то для французской стороны это было бы только дополнительным плюсом. Швеция рассматривалась всего лишь в качестве разменной
Эти переговоры от имени Версаля с 1733 года в строгой тайне вёл в Петербурге мелкий мекленбургский чиновник Кристьян Вильгельм Хейль. Некоторое время спустя его заменил некто Бернардони, личность которого историками не установлена. (Скорее всего, под этим именем скрывался тайный эмиссар кардинала Флёри.) Бернардони покинул Петербург сразу после заключения там англо-русского договора.
