для старой бабы, а не для мужа! Справедливость – у взбесившегося деспота! Недурно! И кого он думает этим тронуть? Отцеубийцу! Александра, который прыгал от радости, когда его папеньку придушили шарфом, да еще пристукнули табакеркой по голове. Нечего сказать, хороша крестьянам защита! Дивно проводите время, господа!
Муравьев. Ты должен понять, Пестель, без согласия действовать невозможно.
Пестель. А согласия не будет. Я это понял, когда мы с тобой остались одни против всех.
Муравьев. Должно создать единый закон, который свяжет разрозненные взгляды. Нам нужна конституция, и я ее напишу.
Пестель. И какой же образ правления ты в ней утвердишь? Монархический?
Муравьев. Пестель, республиканская идея в России не созрела. Добиваться ее – значит всех распугать.
Пестель. Где монарх, там произвол.
Муравьев. Оглянись на Англию.
Пестель. Английская монархия у нас невозможна, ты это знаешь. Ты и пальцем шевельнуть не поспеешь, как конституционный король превратится здесь в самодержца.
Муравьев. Я республиканец не меньший, чем ты, Павел Иванович, но действовать должно, сообразуясь с тем, что есть. Ты погубишь Общество.
Пестель. Оно само себя погубило. Общество мертво, и прежде всего – коренная управа. Общество скончалось от словоблудия, от сомнения, от трусости душевной и физической. Оно хватало за руки любого, кто хотел действовать. Довольно… Восемьсот двадцатый на исходе. По счастью, Тульчинская управа жива.
Муравьев. И что же с того?
Пестель. Очень много, поверь мне. Январское пронунциаменто Риеги указывает нам путь. С тремястами молодцов он прошел Испанию и восстановил конституцию.
Муравьев (с легкой усмешкой). Пестель, Пестель, не ты ли неизменно твердил: не мерьте Россию Европою. Твои молодцы застрянут в дороге, не дождутся провианта, а ружья пропьют.
Пестель. Как знать, отечественные порядки могут быть гибельны и для правительства. (После короткой паузы.) Верно ли, что ты вновь вступишь на службу?
Муравьев. Я колеблюсь.
Пестель. Надобно вступить. В армии вся наша сила и надежда. Твое место – в ней. А законы… законы можно творить и в мундире.
Пауза.
Муравьев (с твердостью). Пестель, конституция – мой долг первостепенный. Общество должно знать, к чему идет, чего хочет. Кто не верует в Провидение, по крайности должен веровать в Истину.
Пестель. Что ж, я и сам намерен дознаться, в чем она, наша (как бы найдя название) «Русская правда». Пусть лишь она будет одинакой и для меня и для тебя! Будем друзьями, и да поможет нам бог.
Обнимаются.
Издалека доносится полковая музыка. Свет гаснет.
1824 год. Осень. Петербург. Бравурный военный марш. Быстро входит Рылеев. Навстречу ему – Бестужев.
Бестужев.
