оба кулака в карманы куртки и расслабленно прислоняется к стене.
– Эээ… А вы скажете, как вас зовут, или придется играть в угадайку? – спрашивает он.
Звездный свет бросает голубоватые блики на его профиль.
Он нервно усмехается:
– А то знаете, я вечно сажусь в лужу в таких играх. Ляпну что-нибудь типа «Селеста», а потом окажется, что так звали вашу любимую тетушку, которая померла на той неделе, и я буду чувствовать себя полным придурком. – Он делает паузу и округляет глаза: – Стойте, у вас же нет никакой мертвой тетушки Селесты? Или там покойной любимой кошечки?
Я сжимаю губы. Страх стиснул нутро так, что обед угрожает явиться миру. Я бросаю взгляд наверх – туда, где ждет Сирил.
– Если вы знаете покойную Селесту, то я ужасно соболезную! – тараторит он, залившись румянцем. – Я же говорил, я не умею в такие игры играть! А еще хуже, когда наступает такая неловкая тишина, а вы стоите и не отвечаете, и я слегка струхнул, так что, если вы все-таки осилите что-нибудь сказать, я буду просто кошмарно признателен!
Я набираю воздуха и прогоняю дрожь ужаса из голоса:
– Вы слишком тараторите.
– Спасибо! – облегченно выдыхает он. – Эм, то есть простите. Я правда тараторю. Дядя тоже вечно мне про это говорит. Говорит, меня просто заткнуть невозможно.
– Оно и видно.
Он фыркает:
– Ай!
Я охаю, щеки вспыхивают огнем.
– Простите! Я не хотела… Я просто… – Я заламываю руки. Я же тысячи раз разговаривала с Сирилом! Почему беседовать с этим парнем до нелепого трудно?
Он улыбается.
– Ничего. Я получил по заслугам. Мне кажется, как-то раз я хлопнулся в обморок, потому что заболтался и забыл дышать.
– Правда?
Его смех – как музыка.
– Кто знает. – Он одаривает меня дьявольской улыбкой. – Ну так что, звать вас «мадемуазель» или у вас там за маской где-то припрятано имечко?
Сердце подскакивает при упоминании маски, но я расслабленно удерживаю руки на юбке и дышу как можно спокойнее. Наверное, он решил, что я просто фандуар, а не гравуар. Фандуарам запрещено законом появляться в публичных местах, где люди поют, но они находятся под защитой короля Вореля благодаря своей способности извлекать эликсир памяти. Пусть их лица не так изуродованы, как у гравуаров, они все равно должны носить на улице маски. Да, обычно их маски не расшиты перьями и стразами, это просто серебристая ткань, прикрывающая то, что не хотели бы видеть люди с чистыми лицами, но я надеюсь, что этот Роден не станет слишком уж вдумываться.
Он так и ждет ответа, чуть покачиваясь на пятках.
Что дурного, если он услышит мое имя? Его нет ни в каких учетных книгах.
Я прочищаю горло.
– Я Исда.
– Красивое имя.
– Мне тоже нравится! – вырывается у меня. Я всегда любила имя, которое Сирил выбрал для меня.
– Ладно,
