творчество Родуэлла, набравшись терпения – и, клянусь вам, Кендалл, что рано или поздно мы найдем точь-в-точь такое же произведение, или чем-то похожее, или ту же идею, ту же шутку, точно такого же персонажа, точно такого же, да, Кендалл.
– Так что же… это плагиат? Все это – краснея, я обвел рукой многочисленные тетради и папки – плагиат, заимствованный у Родуэлла?
– Ни в коем случае, Кендалл, даже не подумайте, что это плагиат, Кендалл, ни в коем случае. Эти все бедолаги – он ласково похлопал пухлой ладонью по рукописям – и в глаза не видели подобных произведений нашего великого Гарольда, во всяком случае, не видели их всех, не видели, не могли, просто физически не могли прочитать все триста тринадцать томов гениального нашего Родуэлла, но только лишь небольшую их часть… – редактор откинулся в кресле, то закрывая, то открывая ручку – тяжелую украшенную золотом. – Поэтому нельзя ставить им в вину этот якобы плагиат, ни в коем случае нельзя. Вспомните историю нашей литературы, Кендалл, нашей мировой литературы: Колкие и необычайно примитивные рассказы, сказки, народное творчество, покрытое пеплом столетий, древние легенды, малопонятные нам, и штампованные, стандартные романы, накатанные по одному и тому же шаблону… И вдруг появляется в семье Родуэллов безвестный мальчик Гарольд, Гарольд, с двух лет начавший сочинять сказки, а в пять лет взявшийся за перо – он написал истории, которые казались людям поначалу просто забавными, но в какой-то момент литераторы – да что литераторы! – простые читатели осознали ясно как день, что его, Гарольда произведения просто-напросто гениальны, не имевшие никаких прототипов до него – люди читали, изумляясь, насколько просто и очевидно то, о чем пишет Родуэлл, и как странно то, что никто до него не додумался до таких оригинальных идей. За свою короткую жизнь он написал больше, чем кто бы то ни было… – редактор нахмурился и снял очки. Негромко стучали часы над головой.
– После смерти Родуэлла мир увидел немало новых хороших книг, поговаривали о том, что Родуэлл «расшевелил» нашу литературу, подал прекрасный стимул для развития многих жанров, но, увы, это было не так: читая и перечитывая книги несравненного Гарольда, читатели и злополучные писатели понимали, что все – вы понимаете, дорогой мой Кендалл – все, написанное после Родуэлла есть лишь жалкое подражание, передергивание одних и тех же сюжетов, идей, характеров и задумок одного-единственного писателя: я думаю, даже не стоит называть вам его имя… Теперь вы понимаете, Кендалл, что я вовсе не осуждаю вас и не подозреваю в плагиате – после Родуэлла плагиатом занимаются все, потому что Родуэлл написал все – вы понимаете – все книги на земле!
Я сидел, не двигаясь, совершенно ошарашенный.
– Этого не может быть, – сказал, наконец, я, – не может быть, чтобы один человек, даже такой умный и образованный, как Родуэлл, написал все книги на свете.
– И, тем не менее это так, Кендалл.
– И что же… оригинальных книг больше нет?
– Ну,
