мести или еще чего личного?
– Вряд ли. А ты как считаешь? – спросил Вадим, глядя на Таню.
– Я ничего не считаю… Не понимаю… Где Нина?
– В морге, где же еще? – резко выкрикнул Вадим, но взгляд у него был как у зверя, попавшего в засаду.
– Что?! – Таня вскочила, но тут же села обратно. Внезапно ставшие ватными ноги не держали. Она уткнулась лицом в ладони, вслушиваясь в гулкую тишину, воцарившуюся у нее в душе.
– Выпей, – услышала она и щекой почувствовала холод стекла.
Таня заставила себя поднять голову.
– Выпей и иди домой, – сказал Вадим, прижимая твердый край стакана к ее губам.
Она вдохнула резкий запах валерианы и с усилием сделала глоток.
– Что с Ниной? – спросила она, растерянно глядя на следователя.
– Убили Нину, – вздохнул он и плотно сжал сухие губы. – А ты иди. Если что вспомнишь – скажи. Как парня-то подружкиного найти?
– Парня?.. – растерялась Таня.
– Нету у нее никого, не обзавелась еще, – сказал Вадим и отошел к окну.
– Да… – Майор почесал за ухом. – А мальчонка успел обжениться. И жена, говорят, в положении.
– А что с Гошкой? – испугалась Таня, сообразив, о ком идет речь. Парень был единственным женатым охранником.
– Ножом по шее, – ответил Вадим сухо. – Нинку – из пистолета. И взяли-то немного. Вечером ведь всегда кассу снимаем, ты знаешь. По чекам – пятнадцать с копейками… И две жизни.
– Судьба – индейка, а жизнь – копейка, – вздохнул майор. – Жалко ребят.
Вадим одним махом допил все, что осталось в стакане.
– Ты иди, – сказал он, обернувшись к Тане. – За расчетом – на следующей неделе зайди.
– Нет, – ответила Таня. – У меня в этом месяце смен не было.
– В рубашке родилась, – услышала Таня, когда закрывала за собой дверь.
Баба Софа тоже называла ее счастливой. Правда, Таня никогда не понимала, в чем, собственно, состояло ее счастье. Многие одноклассники жили куда лучше, чем она. Родители их баловали, покупали красивые вещи, возили на море, кормили иностранными сладостями, а баба Софа никогда даже на кексы из кулинарии не тратилась, не говоря уже о новомодных американских батончиках, которые постоянно рекламировали по телевизору. Бабушка кормила Таню ватрушками с творогом и булочками с повидлом. Ее стряпня была девочке по вкусу, но «Сникерса» с «Марсом» ей тоже хотелось. Сейчас Таня могла покупать эти приторные до изжоги батончики хоть каждый день, только доступность быстро свела на нет всю привлекательность заграничного лакомства, и теперь она с грустью вспоминала бабушкины пирожки с ватрушками, уютную кухонную суету, дразняще-сладкий запах ванили, сдобное тепло газовой духовки…
Таня шла, не разбирая дороги, сознательно перебирая в памяти воспоминания раннего детства, чтобы ненароком не задеть вдруг образовавшийся где-то в душе кратер боли. Горе давило всей своей тяжестью, но слез не было. Таня
