следовала Нина. Правда, Ванька зачастую интересовался процессом демонстрации фильма больше, чем его содержанием, но Нина не могла оторвать глаз от экрана! Возможно именно благодаря такому близкому (в буквальном смысле) знакомству с кинематографом, девочка довольно рано стала понимать, что в жизни взрослых существует загадочная Любовь и еще более загадочная Ревность (не путать с Верностью!). Постижение искусства кино проходило в атмосфере, наполненной запахом клея и табачным дымом трубки механика, но это было такое удовольствие, что никто из детей не обращал внимания на подобные мелочи.
К тому же в дни так называемых «больших» просмотров запахи клея и табака тонули в аромате фирменных пирожков Марго, всегда служивших украшением огромного стола, который накрывали по таким случаям в конференц-зале на втором этаже. Стол, застеленный белой шуршащей скатертью, тянулся от самого камина, расположенного слева от входа в зал, до противоположной двери, за которой находилась комната, где, собственно, и жили Костромины. Из этой двери, выдержав нужную паузу от начала вечера, выпархивала к собравшимся гостям ослепительная и светская Маргарита Григорьевна. В такие мгновения воцарявшуюся в зале тишину нарушал только стук ее тонких «шпилек» по узорному паркету. Изящным отточенным жестом она на ходу поправляла тщательно уложенные волосы, отливавшие золотом в электрическом свете винтажной люстры. И Костромин полным нескрываемой гордости звучным низким голосом представлял гостям свою супругу, не упуская случая жестом собственника слегка коснуться ее тонкой талии, подчеркнутой изысканным фасоном вечернего платья.
Невозможно было поверить, что еще несколько часов назад эту тонкую талию туго обхватывали завязки передника, светлые волосы были стянуты косынкой, а сама Маргарита Григорьевна, склонившись над мясорубкой, быстро проворачивала мясо для начинки пирожков, и при робкой попытке Натальи Александровны отбраковать какой-либо не совсем подходящий, по мнению той, кусок, восклицала: «Положи на место! …па, ты знаешь, чем нас в ресторанах кормят?!» Впечатлительная Нина на всю жизнь запомнила не предназначенную для детских ушей фразу, частенько осложнявшую ей в дальнейшем выбор подходящего заведения общепита. Если бы только этим и ограничилось влияние Марго…
Маргариту Григорьевну Нина всегда немного побаивалась. Их взаимоотношения осложнились с самого начала тем, что девочка, обращаясь к Марго, назвала ее «тетей Ритой». Слегка поморщившись, как от горького лекарства, та заявила шестилетнему ребенку, что хотя они с Ниной и живут под одной крышей, родственниками пока еще не являются, поэтому называть ее надо полным именем. Нина от смущения покраснела, потом произнесла без запинки: «Хорошо, Маргарита Григорьевна» и в дальнейшем старалась свести общение с Ваниной мамой до минимума. Что было не так-то просто, потому что между двумя русскими семьями, объединенными волею случая под одной голландской крышей, постепенно сложились если не родственные, то
