над головой…
Ночь… Я опять иду к ней на могилу…
– И чего тебе там делать, – вздохнул Степан. Все-таки он не был человеком, он был большим диким и мохнатым зверем, которого волновали только звериные инстинкты… Земля отплевывалась от Вечности такими же жалкими и безысходными людьми, как она сама, лишь на одно мгновение выделяя из себя Светлый Образ моей возлюбленной…
Я любил Ее уже тогда, когда Ее не стало… Я опять держал в темноте холодные прутья ее кладбищенской ограды, ощущая волшебное прикосновение ее нежных рук…
– Я не хочу жить! – заорал я в небо и погрозил в небо кулаком своему невидимому Творцу, а он взял и бросил меня лицом на ограду… А я разбитым лицом улыбнулся сквозь слезы и опять погрузился в неведомое молчание… В сою память…
– Я буду тоже поступать в институт, – сказала она.
– И поэтому ты не хочешь выйти за меня замуж?!
– Я не знаю! – вздохнула она.
Злые языки донесли до меня, что она с кем-то встречалась, с каким-то парнем, которого звали Саша, и чей отец работал начальником местной милиции… Я хотел ей сказать об этом, но промолчал, я боялся Ее потерять… Я верил тому, что рано или поздно она полюбит меня и мы будем счастливы…
– Тут за мной ходит один, – сказала она, покусывая верхнюю губу, – но я его к себе близко не подпускаю! Я часто думаю о тебе!
– Думаешь, и не хочешь выходить за меня, – горько усмехнулся я.
– А потому и не хочу, что думаю!
О, Боже, если б я только знал, что те же злые языки говорят ей то же самое и обо мне, и она тоже недоверчиво смотрит на меня и молчит, окутанные чужой завистью и злобой, мы постепенно теряем друг друга и наши пальцы расплетаются, и скамейка под нами скрипит рассерженной птицей, и пусть луна уже блестит как копейка, но взрослые люди уже зовут нас в созданные ими тюрьмы, дома и семьи, где также часто любят, как обманывают, и радуются чужой боли как свихнувшемуся от безустанной лжи разуму, которым болен всякий, заполучивший жизнь здесь, а не на Марсе…
– Мне, кажется, что ты мне не веришь, – с тревогой прошептала она, закутавшись в пуховый платок.
– Можно подумать, что ты мне веришь?!
– А я думала, что ты меня любишь!
– Я тоже так думал, – грустно вздохнул я и прижался к ней щекой. В ее висках далеким гулом отзывалась боль юного сердца, а я уже думал и знал, что к ней никогда не вернусь.
Так обманутые друг другом и людьми, мы неспешно зарывались во взрослую жизнь, ощущая призрачность любых надежд, наперебой твердящих нам о могуществе счастья…
Мы ни во что с ней уже не верили, и в этом была наша абсолютная безнадежность…
– Почему ты не смотришь мне в глаза, – ее голос дрогнул, и сама она изменилась в лице, словно страшная догадка прокралась ей в сердце, и теперь она с ужасом разглядывала ее.
– Это
