плохо, плохо, далеко.
– Ничего, не развалитесь, – осадил ее Алексеич. – Бегом, говорят же вам, человеку плохо.
Алексеич с Кириллом пошли обратно. Фельдшер нагнала их на полпути. Они шли очень быстро, но она, несмотря на свою комплекцию и преклонный возраст, буквально летела. Лена лежала в постели и даже не вставала. Кружка с водой, стоявшая рядом, была пуста. Фельдшер засуетилась, забегала, сама открыла окно и, схватив с гвоздя полотенце, намочила его водой из рукомойника.
– Тридцать восемь и шесть, – тревожно сказала фельдшер, измерив температуру.
Она мгновенно преобразилась: из сельского фельдшера в глазах Кирилла превратилась в знающего врача, который обязательно поможет маме, которого привел он, проделав немалый путь и сорвав с работы Алексеича, который ушел из ангара, никому ничего не сказав. Что ему могло бы быть за прогул, за самовольный уход? Ровным счетом ничего. Выговор, замечания, угроза лишить тринадцатой зарплаты или вывести на работу в выходной день – всё это мелочи, не в счет. А вот уважал бы себя Алексеич, если бы остался на работе в такую трудную минуту? Наверное, нет. То есть точно нет. «Нет», – решил он, растапливая печь, чтобы в доме стало тепло.
– Встать можешь? – спросила фельдшер, достав журнал и начав его заполнять. – Ходить немного надо, у тебя ноги отекли.
– Не могу, – простонала Лена.
– А нужно будет, у тебя что-то простудное, стоит хоть немного походить, в ногах застой жидкости. Вот тебе парацетамол, и пить нужно, ромашку или крапиву завари. Записываю тебя на завтра. И открываю больничный.
– Никуда идти не могу я, не пойду, – Лена приподнялась на кровати и схватила фельдшера за руку.
– Я что-нибудь сказала по поводу идти? Врач к тебе придет, завтра. Тут только врач может разобраться. Всё равно к Ройвоненам поедет, у них дед после инсульта. Ближе к вечеру и до тебя дойдет. Вот шевелился бы наш председатель, давно б нормальную больницу выстроили. А то только языком чесать.
После ухода фельдшера Лена с трудом встала с постели. Ее знобило, болела поясница, и ноги совсем не слушались и не хотели двигаться. Алексеич молча мыл посуду, Кирилл крутил ручку радиоприемника. Разговаривать и что-то обсуждать никому из них не хотелось: это было бессмысленно, всем троим стало очевидно, что всё меняется, придется пережить еще одно небольшое потрясение. Или большое. Всё зависело от быстроты выздоровления Лены и последствий нагрянувшей болезни. Она до этого никогда серьезно не болела. Простуда и грипп проходили у нее за несколько дней, и, посидев дома и посетив врача, она спокойно выходила на работу, не зная, что такое осложнения, рецидивы и бесконечные сидения на больничных. Разве что с Кириллом ей пришлось немного посидеть, пока он болел обычными детскими болезнями – ветрянкой, краснухой и прочим.
Перебравшись в деревню, она перестала замечать, где работа, а где отдых. Любую свободную минуту она тратила на уборку и ремонт дома, на разбор завала старья в сарае или на прополку и полив огорода. Да и работа в цехе была далеко не легкой. Лену в ней прельщала
