его взгляде и жесте. Марита глядела на зажатую в сильной руке ложку, на гладкий край тарелки и на белую скатерть, настолько чистую, что первый снег рядом с ней показался бы грязью, и пыталась найти в себе силы сделать все правильно. Наконец, она решилась и заглянула мужу в глаза.
– Верис, я…
Но тот вдруг перебил, поморщившись:
– Милая, закрой-ка окно.
Марита досадливо дернула уголком губы и оглянулась через плечо. Причина недовольства Вериса прояснилась быстро: с улицы доносились веселые крики и музыка. Марита быстро подошла к окну, спеша вернуться к разговору, но не сдержалась и выглянула.
Солнце лизало стены жмущихся друг к другу домов. По улице живо семенила низкая, но крепенькая лошадка, каких любят в Мозории. В ее гриву были вплетены разноцветные ленты, а позади ехала крытая деревянная повозка с полукруглой крышей, красной, как спелое яблоко. Из квадратных окон высовывались то дрыгающиеся сапоги с бубенцами, то лица в уродливых разукрашенных масках, кривляющиеся на потеху толпе.
Марита невольно засмотрелась и пришла в себя, только когда фургончик почти проехал мимо. Позади, на маленькой ступеньке, сидела девочка и болтала ногами. Увидев зрительницу, она подмигнула и залилась смехом.
Марита привычно скривила губы. Какая отвратительная безвкусица! Неужели она сама когда-то была такой? Прав Верис – этим бездельникам стоит запретить въезжать в города. Только порядочных людей обирают и улицы пачкают, а пользы не принося… Марита запнулась, резко осознав, что же такое она думает, и в груди неприятно заворочалось. И как раньше не заметила этого голоса, заменившего собственный, как позволила пустить корни так глубоко?
Как посмела ему поверить?
Со злостью схватив ставни, она изо всех сил дернула их на себя. Хлопнуло. Тревожно заколыхалась задернутая занавеска. Ярость схлынула так же резко, как пришла, оставив после себя раздирающую вину, и Марита закусила губу. Все так запуталось… так переплелось… Легче разрубить весь комок, чем пытаться развязать по узелку. Но она обязана попытаться. Марита медленно обернулась, украдкой выравнивая дыхание.
Пока она разбиралась с окном, Верис успел ополовинить тарелку. Проглотив очередную ложку, он вытер от жира губы, оставив блестящий след на тыльной стороне ладони, и потянулся за чашкой с травяным чаем. Серые глаза медленно скользнули по Марите. Она замерла, гадая, зацепится ли Верис за прилипшие ко лбу влажные прядки, за пальцы, стиснутые до бела, за наверняка ставшие резкими черты лица. Но тот лишь вскользь мазнул по переливающемуся на свету подолу.
– Забыл сказать – отлично смотришься в этом платье, дорогая. Не привык видеть тебя в нем в обычный день, – мужчина поднес к губам чашку и осушил за пару глотков. – Есть какой-то пов…
Верис вдруг запнулся и побледнел – так мгновенно, будто весь цвет покинул его разом. Марита открыла рот, но ничего сказать не успела. Мужчина подскочил на ноги, пошатнулся – и рухнул
