отца.
Эстелла чихнула и шмыгнула носом, борясь с желанием его почесать. Руки были заняты: одной пришлось подхватить платье, чтобы подол не елозил по влажным от сырости ступеням, вторая же держала маленькую масляную лампу. Огонь бросал красновато-оранжевые отблески, следующие за Эстеллой, как живые, словно ее маленькая личная свита.
Через еще пару выщербленных ступеней лестница кончилась и вывела на небольшую площадку. Дальше коридор заворачивал вправо. Эстелла остановилась и осторожно выглянула из-за угла, прикрывая лампу рукой. До этого каждый шаг отдавался гулким эхом, поэтому наступившая тишина заставила холодок поползти вниз вдоль позвоночника.
Ей нельзя было находиться здесь. Категорически, совершенно, никак нельзя. Она чувствовала себя обласканной домашней кошкой, сбежавшей в лес к дикому коту, и это было недалеко от правды. Эстелла досадливо закусила губу. Она боролась с любопытством каждый раз, когда Ранни спускался в тайный ход вместе с отцом, но проиграла только сегодня. Потому что Ранни впервые пришел не один.
Коридор за углом оказался пуст, но это не успокоило, а только заставило сердце забиться еще сильнее. Как же страшно! Но назад поворачивать нельзя. Эстелла сделала глубокий вдох, представляя, как на ее плечах появляется плащ-невидимка, и так же медленно выдохнула. Пальцы, держащие лампу, перестали дрожать, и оранжевые отблески остановились. Вот и все. Она давно уже взрослая, а чудовищ не существует.
– Чудовищ не существует, – прошептала Эстелла одними губами, словно заклинание, и, пригибаясь и вжимая голову в плечи, двинулась вперед.
Раньше она никогда не заходила так далеко. Даже отец, водя по обходным путям из замка, этот ход пропустил, показав только лестницу. Именно поэтому его запрет было так волнительно и жутко нарушать.
Там, за поворотом, потолок был выше, а на стенах горели факелы, воткнутые в металлические крепления. На камне виднелись неровные круги въевшейся копоти. Воздух заметно посветлел, а темнота отступила, притаившись по углам, и Эстелла почувствовала себя увереннее. Она замедлилась и принялась было с любопытством оглядывать идущие друг за другом двери, но тут же себя одернула и направилась к последней. Единственной с двойным замком.
У двери Эстелла остановилась – гулко стукнули о пол каблуки туфель – и, поставив лампу у стены, приложилась к прохладному дереву ухом. Сперва ничего, кроме собственного дыхания и треска факелов, не услышала. Неужели ошиблась? Она уже собиралась отстраниться, когда изнутри наконец донеслись приглушенные голоса.
– Как продвигается? – спрашивал отец.
– Все по плану, – отвечал ему низким голосом Ранни.
Эстелла не смогла сдержать улыбки и поерзала на месте, заставив платье зашелестеть. Вот бы увидеть… Может, приоткрыть дверь? Замерла, пораженная собственной смелостью. «Нельзя. Заметят. Обязательно заметят!» – протестовал внутренний голос, будто невидимая гувернантка, угрожающе качающая пальцем.
