Урноса. Здесь же аквалы ценятся выше короля – разве что свобод у того побольше. Сиего тем временем продолжил причитать:
– Дело, конечно, важное, но я так скажу: под носом нашего графа чего только не творится. Разбойники свои поборы даже не скрывают, баронья лаются, поля сохнут. А он не замечает. Эх, Зилай, тяжелые времена пошли.
Уголки его губ досадливо опустились. Марита хмуро поглядела себе под ноги, запоминая полученную информацию, хотя больше всего ей захотелось просто выругаться. Ну и вляпалась, по самую макушку. А чего она хотела, прыгая на первый попавшийся корабль? Вот он и спас беглянку от одного чудовища и высадил прямо в пасть к другому.
Обуреваемая тревожными мыслями, Марита не заметила, как дорожка завернула за угол, и они оказались перед дверью с цветочной резьбой.
– Пришли, – объявил конюх немного нервно.
И сложил опущенные руки лодочкой, воздав молитву Сиро прежде, чем постучать. У Мариты во рту мгновенно пересохло. За этой дверью с фиолетовыми розами, переплетшимися между собой в причудливом узоре, притаилось ее будущее. Что оно принесет: теплый суп или черствый хлеб, чистую кровать или затхлую лежанку? Марита вся подобралась в ожидании стука, а потом – последовавшего за ним ответа.
Сиего ободряюще похлопал ее по плечу и вошел в комнату первым, вынудив шагнуть следом. Запах цветов усилился, будто в нос ткнули свежим букетом. Только спустя пару мгновений Марита поняла, что это вновь духи, и украдкой чихнула, прикрываясь рукавом.
– Вот та девушка, о которой я говорил, госпожа, – с кряхтением поклонившись, представил ее Сиего.
Марита тоже поспешила присесть и только потом осмотрелась. По светлому дереву бежал изящный рисунок распустившихся бутонов. Вдоль одной из стен тянулся ряд шкафов, по бокам – по ростовому зеркалу. Маленькие диванчики, заваленные платьями, обрамляла по низу пушистая бахрома. И все это – в оттенках фиолетового. В глазах тут же зарябило, и Марита постаралась поменьше глазеть по сторонам.
– Ты можешь идти.
Голос оказался таким приторно сладким, что она невольно подняла голову.
Леди Бланка сидела на мягком изогнутом кресле, откинувшись на округлую спинку. Она медленно потягивала золотистый напиток из высокого бокала, который то и дело брала со стеклянного столика. Непривычные для урниек темные волосы ниспадали на ее узкие плечи, глаза были картинно распахнуты, а губы изогнуты в жеманной улыбке. Марите госпожа показалась фарфоровым цветком: хоть и красивый, но он не пахнет, и пчелы на него не сядут.
Сиего еще раз поклонился и, кинув на Мариту виноватый взгляд, юркнул за дверь. Госпожа плавно встала, заставив пухлую служанку, возящуюся с ее волосами, попятиться. Волнообразный низ ее сиреневого платья заколыхался, а похожие на капли рукава идеально очертили изящный силуэт. Широкие на плечах, они плавно сужались ближе к локтям, невесомо ложась на кожу.
Вновь вода. Урнийцы воплощали ее в каждой песне, которую пели, в каждой вещи, которую создавали, и каждой
