Мало всё! Обязательно поднимут смуту, гегемоны проклятые! Не видят бездельники жизни без личного руководства, изменений, насилия и грабежа. И всё в столицах главным образом… Там всегда кричат громче всех. И плевать им на всех. А вопли с окраин они никогда не слышат…
Тарахтение не унималось. С другой стороны, далеко, под самыми облаками Иван, наконец, разглядел мушку – аэроплан. И летел он к Ивану. Первая мысль:
– Вот нелегкая принесла! А чей он?
На аэростате была ровная красивая надпись – «Востокъ». Но впереди неё пролетарской рукой, мелом и известью было коряво выведено – «Красный». Получалось «Красный Востокъ». От дождя, насколько мог судить снизу Иван, «Красный» – поплыло, было все в разводах и почти смыто, но все равно читалось. Всё равно было – «Красный Востокъ». Более того: как бы в подтверждение этому к одной из веревок опутывающих аэростат был привязан кусок красного полотнища, добраться до которого Иван не смог бы и не решился бы никогда.
Об аэропланах красных слышно не было, но гражданская война на то и гражданская, так как полна всякой неразберихи и непрерывных изменений среди граждан. Понять на расстоянии где красные, где белые, где ещё какие – невозможно. На всякий случай, перекрестившись, Иван с самой маленькой, какая может быть, надеждой опять лег на живот и притаился – ждать свою судьбу.
Судьба приблизилась в виде зеленого аэроплана с золотым двуглавым орлом на борту и бело-сине-красными концентрическими пятнами на крыльях и хвосте, который, облетев аэростат, развеивая все последние надежды, начал стрелять из пулемета. Пули засвистели, защелкали по гондоле, забарабанили по аэростату.
– Что ж ты делаешь, сволочь, тут же живой человек есть! – закричал Иван и снова сел, погрозив аэроплану кулаком, в ответ успел только заметить широкую улыбку под большими очками на лице усатого летчика в черном кожаном шлеме, бывшего одновременно и пулеметчиком закрепленного впереди пулемета.
Аэроплан пошел на разворот. Иван неистово молился, прося Боженьку о пощаде, давая всякие обеты, обещая дневать и ночевать у крестного отца Александро в Гурьевской Никольской церкви по возвращении домой и замолить все грехи свои, близких и вообще всего человечества.
…В голову же настойчиво лезли лишь торчащие в небо черные с проседью бороды мертвых черкесов.
Самолет развернулся.
В этот момент Иван что-то нащупал под буркой и понял, что левая, незанятая молитвой рука его лежит на винтовке. Забыв о Боге, достал её и осторожно оттянул затвор. Единственный патрон был в патроннике. Точно такой же патрон, как и в пулемете на аэроплане. Но в аэроплане их целая лента! И не одна.
…В винтовке длиннее ствол, мощнее выстрел. Бьёт она дальше и точнее, чем любой пулемет. Но в данный момент эти знания были бы лишь только слабой отговоркой и поводом, чтоб хоть чуток успокоиться, для попавшего в западню в бескрайнем воздушном пространстве.
Ещё раз перекрестившись,
