сады в черте города. И эти немногие тихие сады никогда не представлялись для Ивана особенно опасными. Когда вдруг, оказавшись на фронте… В одном окопе с сибиряками, выросшими в самой тайге, он с удивлением обнаружил, что после каждого захода в лес те тщательно осматривают от макушки до пят друг друга и Ивана, в поисках таинственных, якобы смертельно опасных для человека лесных клещей, о которых Иван вообще никогда ничего не слышал и не догадывался даже об их существовании. Вот тогда-то отношение Ивана к лесу окончательно испортилось!
Но этот лес был особенным. В полумраке сверху свисали светящиеся гирлянды из листьев и цветов. Деревья расступались, убирая ветки в стороны перед Иваном. Вокруг кружили райские птички и выводили длинные мелодичные трели. А снаружи слышались злые крики преследователей, изредка звучал выстрел, и пули летя через лес, сбивали на своем пути ветки, гирлянды и убивали птиц, которые взрывались облачками из пуха, перышек и всплеска черных мелких капель крови.
Иван бежал изо всех сил вперед, но все движения его, как назло, были замедленными и плавными. Он видел полет пуль. Слышал окрики: «Стой, шалава, убью!» – Колени медленно выкидывались вперед, согнутые руки шли в такт коленям к вискам, окровавленные перышки кружились в воздухе. Нет! Нет! И нет!
Он вылетел на лужайку, где все приняло свою обычную скорость.
Посреди лужайки, не касаясь земли, на курьих ногах стояла небольшая убогая изба, вся покрытая зеленым мохом. Удивленный Иван как вкопанный остановился перед ней, пытаясь овладеть своим дыханием и не веря глазам своим. Ему казалось, что изба тоже дышит, но спокойно и ровно.
– Стоять! – снова раздалось сзади, грохнул выстрел, пуля, просвистев и прошуршав по лесу, глухо ударила в избу. Иван пригнулся. Изба крякнула от боли, переступив куриными ногами, и потерев одну ногу о другую. Иван наклонился, чтобы разглядеть эти ноги, но по мере его наклона изба приседала, закрывая их как подолом, не давая ему этого сделать. В это время уже со всех сторон хрустели ветки под ногами, и весь лес заполнился голосами.
– Избушка-избушка, – сложив ладони перед грудью, зашептал Иван, – встань ко мне передом, а к лесу задом, а? – и сам стал на колени.
Изба заскрипела и, раскачиваясь, развернулась. На травяной крыше поднялась пыль, с бревен посыпалась труха. Каркнула ворона. Темное окошко не проглядывалось. Бесшумно отворилась дверь. Внутри, в темноте, в сырости на лавке в выцветшем одеянии сидела древняя мерцающая старуха и с интересом рассматривала Ивана. Иван встал, сделал шаг вперед, но дальше идти не смог. Вокруг погоня, но там, внутри, было ещё страшнее, там было – как в могиле.
– З-здравствуйте, бабушка-яга! – прошептал Иван поклонившись.
– Здравствуй! А чего шепотом? – кивнув, прошептала старуха.
– Так услышат ведь!
– Эти? Ой! Эти не услышат, – сказала она громко, – они сами себя никогда не слышат. Тебе чего надо-то?
– Помогите мне, бабушка, – продолжал жалобно
