будет. Всех старый оборотень изведет.
Пью зверобой. Новая ночь грядет. Слышится вой из леса и стрекотание лис. Полчища хищников собрались на деревню с новой силой. Через кусты малиновые я выхожу на луну. Вою, пускаю когти, срываю кожу. Шерсть выпускаю на ветер. Стонущий крик выливаю в рев. Вваливаюсь в центр нашествия клыков. Никто не выжил. Мать по трупам бежит, в морду плещет отвар зверобоя. Зверь вырубается, падает оземь. Шерсть осыпается. Холод земли.
Так прошло три недели. Исчезли лавины лис. Волки извелись. Я же со зверобоем наперевес иду устранить причину – в лес. Переступая клубы змеиные, через болотные топи углубляюсь во тьму. Чую присутствие по стороне левой. Курс держу на высокую ель. Под ней, покрытый мхом и плесенью, – сруб бревенчатый. Толще дуба жилого каждый срез. Метров десять изба в высоту. Стою шокированный, ни жив ни мертв.
– Каких же размеров тот, кто здесь живет.
Зверобой бросаю в кусты. Вдруг и ветер затих. С двери осыпаются листья прокислые. Пыль с порога поднимается вверх столбом. И выходит из дома монстр. На человека похожий, весь заросший волосами и мхом. Соразмерный дому, спиной заграждает верхушки дерев. Словом – не волк, не медведь, но чудище.
Замер я. Не дышу, не двигаюсь. В пятках чую душу. Такую тушу одному мне точно не одолеть. Даром, что теперь медведь, а этот ведь намного древнее. Силой темною-то оброс. Водит носом по́верху, на землю не смотрит.
– Кто здесь? – видит, видимо, плохо, но дух иной чертовщина бесо́вская ощущает.
– Опущай взгляд ниже, дядя. В сумерки глядя, встречай гостей. Я к тебе за советом пришел. Хорошо, что нашел. А то говорит род людской, будто ты не настоящий, а миф лесной.
Не лицо, а морду громадную он ко мне опускает. Испускает зловонье грибов и тухлятины. Думал, сожрет меня, как десерт.
– Тебе чего надобно здесь?
Смотрю в глаза мутные, завешанные плесенью. Повторяю: «Долиною смертной тени не убоюсь зла».
Понял, что слышит едва, ору ему в ухо плешивое:
– Я к тебе за советом. Случилась со мной беда, что с тобою тогда, когда про́клял тебя отец. Стал я тоже то ли оборотнем, то ли медведем. Колдуна спросил, тот указал на лес, да братьев моих убил за эту весть. Нету жизни мне больше среди людей. По медвежьи-то не умею. Научи, как быть таким, как ты – могучим и сильным?
Я расправился, дабы больше казаться. Но с таким-то чудовищем – только хитростью да справляться.
Махина мохнатая зубами скрипела, хмурилась… Видать остатками разума думала. Затем спину, как пятеро буйволов, распрямила и махнула лапой – лопатой на дом:
– Пошли, коль не шутишь.
Внутри пробирало до жути. Затхло, темно и пусто. На лежбище из бревен, ветками с листьями устланное показывает:
– Кровать, что слаще любой перины. Проще – некуда. На земле поначалу валялся, покуда не было постоянства. Сейчас сплю по́верху, чтоб блохи не донимали. Пойдем на кухню.
Привел,
