единодушно настаивали на кесаревом сечении, Людмиле удавалось повернуть ребенка и провести родоразрешение через естественные пути, избежав при этом разрывов.
За год до их встречи Людмила родила сынишку Антона, но Воскобейников никогда не спрашивал у нее об отце ребенка – зачем спрашивать женщину о ее прошлом, если не собираешься строить с ней свое будущее? Она тоже понимала, что их отношения не вечны, и принимала это, как неизбежное. К маленькому Антошке Андрей испытывал необъяснимую нежность. Он гулял с ребенком, читал ему книжки и учил ездить на двухколесном велосипеде. Викторию это раздражало, она достаточно спокойно относилась к отношениям брата и Людмилы, но Антошку просто возненавидела. Встретив однажды Андрея, гулявшего с ребенком и услышав, что тот назвал ее брата «папой», она прямо-таки зашипела на мальчика:
– Это не папа, это дядя Андрей! Повтори: дядя Андрей! Понимаешь? Андрей, – повернулась она к нему, – ни в коем случае не разрешай ему называть тебя папой! Ты думаешь о том, что будет, когда ты создашь нормальную семью, и у тебя будут свои дети? Ты хочешь, чтобы они слышали, как этот ублюдок зовет тебя папой?
Антошке в то время было года три. Он прижался к Воскобейникову, исподлобья глядя на сердитую тетю.
– Думай, что болтаешь при ребенке, – сердито сказал Андрей, но Виктория пренебрежительно махнула рукой:
– Да он еще ничего не понимает!
Но Антон понимал достаточно. Во всяком случае, он уже больше никогда не называл Андрея папой – долго вообще никак не называл, потом стал называть «дядей Андреем».
Пока они жили вместе, Людмила несла основную часть расходов, хотя Андрей делал вид, что недоволен этим. Основной заработок у нее шел от абортов – она принимала пациенток у себя дома и в больнице – во время ночных дежурств.
– У меня бабка была повитухой на деревне, – говаривала она, – так она мне все точки показывала – куда нажать, чтобы раскрылась шейка, чтоб сократилась мускулатура матки, чтоб прекратилось кровотечение. Все она знала, хоть в институте не училась – это у нас из поколения в поколение передается. Я и сыну расскажу, покажу все, если он на гинеколога пойдет учиться.
К ней приходили женщины с пропущенными сроками – даже те, которые доходили почти до декретного отпуска, а потом по каким-то причинам передумали рожать. Она никому не отказывала, и хотя брала дорого, но осложнений после ее операций ни у кого не бывало. Андрея в Людмиле привлекали мягкость и какая-то очень женственная покорность. Она никогда не навязывалась, ничего не требовала и не приставала с вопросами, если ему хотелось уйти и побыть одному.
– Тебе не интересно, где я был? – спрашивал он иногда.
– Мне про тебя все интересно, – отвечала она, – только зачем спрашивать? Я сама вижу, когда тебе хорошо, когда плохо, а все остальное мне без разницы. Хочешь – расскажешь, хочешь – нет.
Они провели вместе десять лет. Виктория с их союзом смирилась и была даже довольна, потому что
