в классе совсем одна, а он зашел… Я не хотела, а он… Я не хотела! – она снова всхлипнула. – Он давно ко мне приставал – еще раньше. Даже учительница видела, как я его ударила, но ничего не сказала – у него отец ей мебельный гарнитур достал, он в горкоме работает.
– Это называется изнасилование, – спокойно заметил Андрей. – Тебе следовало сразу рассказать маме и заявить в милицию, и не тебя, а его следовало наказывать.
– Я… я не могла. Мне было стыдно. Он повалил меня на пол, а мне… мне было стыдно кричать. Я, наверное, должна была умереть потом, но я побоялась.
– Что за чушь ты говоришь – забудь об этом и живи нормально!
– Мама всегда говорила, что главное в жизни девушки – ее честь. Она читала мне книги, как девушки раньше бросались со скалы, чтобы спасти свою честь от врагов. Не понимаю, для чего я вообще теперь живу!
– Что за чепуху, извини, твоя мама вбила тебе голову! Неужели честь может определяться целостностью тоненького кусочка слизистой ткани? Такое часто случается с девушками, и они потом со временем забывают – жизнь полна множеством других вещей, более важных. Почему, однако, против тебя начали эту травлю в школе?
– Он потом захотел, чтобы я … ну, снова пришла к нему, понимаете? Он хотел, чтобы я… была с ним и с его другом.
– Стервец! Тут тебе и надо было поговорить с мамой.
– Нет, что вы! Но я не захотела с ними встречаться, и они стали рассказывать про меня разные гадости. Еще у них в кампании две девчонки очень противные есть…
– Это понятно, ты очень красивая девочка, и у тебя будет много недоброжелательниц и завистниц в жизни, так что готовься.
– Он мне сказал при всех: «Не строй из себя, ты же здесь, в этом классе, была со мной. Скажешь, неправда?» Девчонки смеялись, а я, … я не могла ничего… И все сразу поняли, что это – правда. Потом учителя стали говорить, а я …
– Ладно, мне все понятно, вернемся сейчас в консультацию, и я выпишу тебе справку – на бланке, с круглой печатью. Можете с мамой потребовать, чтобы этого Лазарева прочистили по комсомольской линии за клевету.
– Спасибо, – она всхлипнула в последний раз и подняла на него глаза, – можно, я иногда буду вот так с вами видеться после работы и говорить?
– Пожалуйста, – засмеялся Андрей. – Два раза в неделю я принимаю в консультации, можешь ловить меня после работы, и мы посидим тут в кафе – пирожков поедим, о жизни побалакаем.
Они встречались в течение нескольких месяцев. Пили кофе, разговаривали – в основном, о делах Инги, потому что девочка долго не могла говорить и думать ни о чем ином. Справку, подписанную Воскобейниковым, ее мама принесла в школу и перед тем, как воинственно бросить на стол директору, показала всем учителям и даже техничкам:
– Смотрите все и знайте, что моя девочка чистая! Я до горкома партии и до ЦК дойду, и пусть все знают, что вы тут с моим ребенком сделали!
Перепуганный директор с классной руководительницей долго успокаивали разъяренную
