к стене, ни с кем не разговаривая и отказываясь от еды. Андрей Пантелеймонович, исчерпав все средства успокоить ее, сел рядом и, взяв жену за руку, заплакал.
– Не надо, Андрей, – сказала она ничего не выражающим голосом, – это я во всем виновата, даже ребенка не смогла родить тебе. Ты, наверное, жалеешь, что женился на мне.
– Что ты, родная, такое часто случается с молодыми женщинами. У тебя все анализы в норме, обследование не выявило никаких аномалий. Возможно, твой организм еще не созрел для вынашивания плода. Я знал женщину, у которой за три года было пять выкидышей. Потом она пять лет предохранялась от беременности и в конечном итоге нормально родила ребенка. Давай подождем года два-три и потом снова попробуем – после выкидыша лучше не беременеть сразу.
– Я думаю, – Инга вдруг приподнялась на локте, – что это, может быть из-за него… из-за Лазарева. Вдруг он что-то сделал тогда со мной – он был таким грубым. Я раньше почему-то всегда боялась, что из-за этого у меня не будет детей.
– Что ты, дорогая моя девочка, это же нелепо, с тобой все будет нормально. Но если что, так и это нестрашно – мы возьмем приемного ребенка.
– Я не хочу приемного, – она снова заплакала, – я никогда не полюблю чужого ребенка! Я, наверное, плохая, злая, но я никогда не любила чужих детей, а теперь их просто ненавижу! Я хочу только своего! Или я умру – зачем мне тогда жить?
– Радость моя, подумай обо мне, хотя бы! Неужели я не заслуживаю даже маленького местечка в твоей душе?
– Что ты, Андрюша! – Инга потянулась обнять мужа. – Я так тебя люблю! Хорошо, давай подождем несколько лет.
Через три года Инга родила недоношенного мальчика с врожденным пороком сердца и признаками гемолитической желтухи. Он прожил пару минут и умер. Молодой матери побоялись сообщить сразу – сказали только через день. Она отреагировала внешне совершенно спокойно – не плакала, не билась в истерике, как в прошлый раз. Равнодушно слушала утешительные слова мужа, который три дня и три ночи почти неотлучно находился при ней, и вполне разумно соглашалась со всеми его доводами. Ночью, когда все спали, Инга поднялась и тихо проскользнула мимо уснувшего на кожаном диванчике Воскобейникова. Она прошла в коридор, где тускло горел ночник, взяла со стола дежурной медсестры скальпель и, зайдя в туалет, полоснула себя по руке, вскрыв вену. К счастью, одна из больных, которой в это же время потребовалось подняться по малой нужде, вовремя обнаружила ее – на полу, в луже крови.
После того, как на руку были наложены швы, Ингу привезли в палату. Воскобейников, посидев немного возле спавшей после наркоза жены, вышел в коридор, взглянул на себя в стоявшее у стены большое зеркало и на миг оцепенел – его голова стала наполовину седой. Он вернулся в палату и долго сидел неподвижно, в отчаянии сжимая руками виски и не обращая внимания на суетившихся вокруг него Людмилу и Викторию.
– Братик, родной, пойди, отдохни хоть чуть-чуть, – умоляла Виктория с распухшими от слез глазами, – я посижу с Ингой. Я не могу, когда ты такой!
– Отстань,
