style="font-size:15px;"> – Я не о том.
Горькая слюна скопилась во рту, горло сжалось, не давая произнести и слова. Так было, когда он признался в любви своей галацкой кузине – не потому, что и правда влюбился, а чтобы поцелуй в щёку первый раз в жизни превратился в поцелуй в губы. Это мозг пытается помешать сделать шаг, за которым всё может измениться. Василе прокашлялся и сразу, чтоб не передумать, сказал:
– Я боюсь смерти. Я боюсь, что меня отправят на фронт, и я погибну.
Голос был хриплым и к концу стих до едва слышного шёпота. Василе хотел, знать, что помогает Сабурову садиться за штурвал фанерного биплана и лететь под вражескими пулями на такой высоте, что упади оттуда – расшибёшься насмерть. Что отделяет Замфира от поручика? Только открытие, которое тот сделал, когда впервые победил страх смерти, и Замфир надеялся, что поручик с ним этим открытием поделится. Сказал и сжался, ожидая гневную отповедь фронтовика трусливой тыловой крысе.
– Будь это не так, я б первый отправил тебя в жёлтый дом, Вася, – сказал Сабуров.
Замфир молчал. Все силы он потратил на несколько коротких слов и сейчас напряжённо ждал, что скажет поручик. Всего несколько слов, волшебная формула, после которой страх уйдёт, и Василе сможет жить без постоянного удушающего комка под горлом. Молчание затянулось. Наконец, Сабуров спросил:
– Ты чего-то ждёшь от меня?
– Как с ним жить? С этим страхом.
– Можешь не жить, – пожал плечами Сабуров и полез за портсигаром.
Чиркнул спичкой, – жёлтое пятно ещё долго плавало перед глазами Замфира, – затянулся и выпустил облако белесого дыма. Оно медленно поплыло над травой. Поручик протянул раскрытый портсигар Василе, но тот отказался.
– Думаешь, есть какой-то секрет? А нету его. В первый раз превращаешься в замороженный кусок мяса – ни ноги, ни руки не слушаются. Тогда надо что-то сделать, что-то простое: шагнуть, потянуть штурвал, взвести курок. Одно простое действие, за ним другое, и постепенно отпускает. А не сможешь – умрёшь. Во второй раз – ты уже всё знаешь заранее, и справиться с оцепенением проще. С третьего начнёшь привыкать. Война становится работой, а смерть – только одним из исходов. Умереть можно и в мирной жизни – от ножа грабителя или от гриппа, только ты об этом не думаешь. Просто живёшь день за днём до самой смерти.
Сабуров щёлкнул пальцами и оранжевый огонёк по дуге улетел к железнодорожной насыпи.
– Пошли в вагон. Философствовать да думать про смысл жизни лучше не на сухую.
Замфир снова сидел на потёртом диване с плюшевой подушкой под спиной, и был тем самым замороженным куском мяса, про который говорил Сабуров. Он не чувствовал ни рук, ни ног, и оттого они казались ему чудовищно распухшими. Сабуров что-то говорил, его слова казались очень важными, но им не удавалось проникнуть в онемевшую голову Василе. Булькал коньяк, Замфир говорил про себя: "Одно простое действие" и брал рюмку непослушной рукой. Вливал в рот коньяк – без вкуса и запаха
